Барбара Картленд - Зачарованное сердце
— Сколько тебе лет, Микаэла?
— Семнадцать и два месяца.
Роберт прикинул, насколько юные англичанки способны справиться с подобной ситуацией, и решил, что сравнение не в их пользу. Женщины юга созревают гораздо быстрее своих сестер из Северного полушария, и это не вопрос возраста, а прежде всего воспитания и вековых традиций, передающихся из поколения в поколение.
Микаэла обладала, по-видимому, и острым умом. Она вела себя так, как ведут себя только опытные женщины, когда они сталкиваются с обстоятельствами, которых не могут изменить ни взаимные обвинения, ни сожаление, ни робость. Роберт облегченно вздохнул.
— Избавившись от прошлого, Микаэла, — предложил он, — давай обсудим будущее. Я хочу устроить тебе роскошную жизнь, возможно, чтобы успокоить свою совесть, а возможно, из-за эгоистических побуждений. Прежде всего, что касается твоего положения здесь, — ты моя дочь. Твоя мать умерла. Думаю, ты уже поняла, что я сменил имя, и никто ничего не знает о моем прошлом по одной простой причине — Роберт Шелфорд как таковой вообще не имел прошлого. У меня были основания для этого, но я не намерен объяснять их тебе. Давай остановимся на том, что они достаточно веские. Во-вторых, я очень богат. Когда я получил письмо, поведавшее мне о твоем существовании, то испытал шквал эмоций. Я стал думать, что могу для тебя сделать и чем компенсировать прошлое неведение. Я услышал о Бетч-Вейле, когда был еще в Америке, и приехал сюда, чтобы купить поместье. Теперь оно твое. Это твоя исходная точка, от которой ты начнешь открывать для себя удивительный мир, и весь мир будет удивлен, когда увидит тебя!
— Вы думаете, что?.. — Микаэла заколебалась.
— Я думаю, что ты — одна из самых красивых женщин, каких я когда-либо видел, — заявил Роберт Шелфорд. — Твоя мать была прекрасна, я помню ее стоящей среди цветущих апельсиновых деревьев в саду твоего дедушки. Она сорвала веточку и воткнула ее мне в петлицу. Именно в тот момент мы поняли, как много значим друг для друга.
Роберт смотрел на Микаэлу, освещенную спокойным английским солнцем, и понимал, что ее красота не нуждается ни в похвалах, ни в украшательстве. Девушка была безупречна в своей естественности. Он искал в ее лице что-то, что могло подтвердить ее английскую кровь, но не мог узнать ни одной своей черты, за исключением, пожалуй, сияющего мерцания в глазах, когда она говорила о приключениях, и изгиба губ, когда ей было что-то приятно.
Микаэла тем временем осматривала комнату. Элегантная мебель, вазы с оранжерейными цветами, красочные драпировки и залитые солнцем диваны. Она выглянула в окно. За сверкающей поверхностью озера раскинулся парк, за ним виднелась лесистая местность, насыщенно зеленая и таинственная на фоне тускло-голубого неба.
Роберт наблюдал за ней. Он догадывался — Микаэла обдумывает его заявление, что поместье — это исходная точка для нее. Он ждал, и она это поняла, взглянув на него.
— Спасибо, отец, — мягко произнесла она.
Роберт с облегчением вздохнул. Он был доволен собой.
— Мне нужно пойти посмотреть, распаковала ли вещи служанка, — сказала Микаэла. — Я купила много прекрасных платьев на те деньги, что вы мне прислали. Я, конечно, не смогла привезти их все с собой… Они следуют морем, но некоторые у меня здесь, и, надеюсь, вы их одобрите.
— Я должен дать бал в твою честь, — воодушевился Роберт. — И есть еще многое, что нам нужно вместе спланировать.
— В здешней округе есть приятные люди? — спросила Микаэла. — Вы знаете их?
Роберт собирался сказать что-либо незначащее, но почему-то изменил решение и сказал правду:
— С этим затруднение. Я их не знаю… пока. Я слишком долго прожил вне Англии и успел позабыть, какие англичане консервативные. Жители графства! Полагаю, на то, чтобы сойтись с ними, нужен не один год. Если они вас не знают, добиться от них признания будет нелегко.
Он говорил почти весело, но все же в его голосе слышались нотки обиды, которые не ускользнули от Микаэлы. Она подняла брови:
— При данных обстоятельствах не благоразумно ли будет мне иметь дуэнью, которая станет представлять меня? Возможно, какую-нибудь леди из этого графства? Мужчины не всегда годятся для таких дел!
Роберт рассмеялся.
— Дуэнью? — повторил он. — Я как-то упустил это из виду, но теперь… — Он задумчиво посмотрел на дочь. — Может… Не знаю… В любом случае, предоставь это мне. У меня появилась идея, отличная идея!
— Пока все ваши идеи были замечательными, — мягко заметила Микаэла.
Они посмотрели друг на друга, отец и дочь, совершенно разные и все же объединенные в этот момент цепью, что была гораздо сильнее привязанности или общего интереса, цепью кровного родства.
— Мы бросим миру вызов… — внезапно произнес Роберт.
— …вместе! — закончила Микаэла.
— Вместе! — повторил Роберт и, взяв девушку под руку, гордо повел к двери.
— Я хочу показать тебе дом, хочу познакомить тебя с Зелли. Она тоже приехала из солнечных земель. И она — личность!
— По-моему, я встретилась с ней, когда приехала, — сказала Микаэла. — Она была очень рада меня видеть. Мне она понравилась.
Как Роберт и ожидал, Зелли ждала их в холле. Возбужденно запричитав, толстуха поспешила впереди них к лестнице.
— Зелли для меня как экономка, — объяснил Роберт, когда они поднялись на площадку.
Негритянка направилась к полуоткрытой двери и, широко распахнув ее, воскликнула:
— Эта комната подходит для королевы!
Микаэла вошла. Она увидела большую спальню с огромной кроватью под пологом в дальнем конце, накрытой зеленовато-голубым дамастом, и серебристого цвета мебелью с выгравированными дельфинами и русалками, которые поддерживали своими изогнутыми телами столешницы из бледно-розового мрамора.
В простенках между многочисленными окнами висели зеркала, оправленные в серебро и многократно отражающие друг друга, отчего помещение светилось и мерцало, как залитая солнцем вода. Комната была восхитительной, и Роберт, видя удовлетворение на лице Микаэлы, понял, что его надежды и расходы полностью оправдались.
— Тебе нравится? — спросил он.
Дочь подарила ему взгляд, говоривший лучше всяких слов. Зелли оставила их одних. Микаэла, пройдя по толстому голубому ковру, остановилась посередине, осмотрелась и, разведя руки в стороны, как будто этим жестом обнимала и спальню, и самого Роберта, спросила:
— Почему вы это для меня делаете?
— Потому что я хочу бросить якорь, — признался Роберт. — Наверное, мне тоже хочется иметь что-то постоянное и для себя.
— Я могу это понять, — серьезно заметила Микаэла.
