Мишель Моран - Нефертити
— Ереси больше не будет! — воскликнула Нефертити. — Амон, великий бог Египта, вернулся!
Отец, стоящий за колоннами, кивнул. Он написал царю Ассирии и послал ему в подарок семь золотых тронов — плату за одну-единственную руку, изуродованную чумой. Теперь лишь время могло показать, окажется ли этого достаточно, или нас ждет еще и война с Ассирией.
Стоявшая рядом со мной мать пробормотала:
— Осталась только Меритатон. Царевича теперь уже не будет.
— Есть еще Анхесенамон, — напомнила я.
Мы посмотрели на четырехлетнюю царевну, незаметно подбирающуюся поближе к Окну Появлений. Она в полной мере унаследовала неукротимую красоту Нефертити, но совершенно не обладала серьезностью Меритатон. Когда она подрастет, то сделается проказницей.
Как только войско, десять тысяч сильных воинов, двинулось на Миттани, Нахтмин коснулся моей руки. Нефертити посмотрела на меня и сказала:
— Ведь правда же, ты не уйдешь?
Я посмотрела на сестру, которая держала в руках посох и цеп Египта и до сих пор переживала из-за того, что она остается одна.
— Меня на том берегу ждут два сына.
— Но ты ведь вернешься вечером, правда? Ты будешь приходить каждый день?
— Мы будем приходить каждый вечер, — пообещала я. — Я буду приводить Бараку и Тута, чтобы они росли вместе со своими двоюродными сестрами.
Нефертити нахмурилась, но я сказала:
— Нефертити, он мой сын. Он теперь такой же царевич Египта, как Барака или Нахтмин, не более.
Нефертити удержалась и не стала говорить того, что хотела. Вместо этого она повторила:
— Но ты придешь!
— Да, — ответила я, и мысленно добавила: «Как и всегда».
Хеквет стояла у открытого окна, выходящего на раскинувшиеся вокруг сады, и негромко пела Бараке и маленькому Тутанхамону. Услышав шаги на дорожке, она подняла голову, а потом кинулась из веранды нам навстречу.
— Госпожа, к тебе приходила какая-то женщина по имени Ипу. Она оставила вот это. — Хеквет указала на небольшой ящичек на столе. — Она сказала, что там кое-что новое, что она отыскала. Она думает, что ты можешь захотеть посадить это у себя в саду.
Я открыла крышку ящика и обнаружила внутри маленький розовый цветок, растение с корнями. Он как раз цвел, и я коснулась нежных лепестков. Лепестки были длинные и гладкие, как у ткани из самого лучшего льна. Я посмотрела на его изумительный цвет, схожий оттенком с закатным солнцем. Вернуться в мой сад, в мой дом, к моей семье, иметь возможность выйти на свет и почувствовать тепло земли в руках и жизнь, растущую у ног…
Хеквет остановилась.
— Госпожа, с тобой все в порядке?
— Да. Я просто рада, что вернулась домой.
Хеквет выпрямилась и оглядела расписанные стены и корзины с бельем.
— А что ты теперь будешь делать без двора? — спросила она.
— Жить в соответствии со своей судьбой, — ответила я. — В детской моих детей и в моем саду.
Я постучала в дверь, на которой красовалось резное, раскрашенное изображение корабля, плывущего по морю.
— Госпожа!
Радостный крик Ипу разнесся по всей улице.
Щеки у нее сделались полнее, а волосы отросли ниже плеч. Сзади послышался тоненький голосок — это подал голос Камосес, сидящий у отца на руках. Я поразилась, увидев, как он вырос.
— Ой, какой большой!
— Да, ему уже больше года! И от него столько радости, что я готова повторить. — Ипу положила руку на живот и улыбнулась. — В месори.
Я ахнула:
— Ипу…
— Ой, ну кто бы говорил! — воскликнула она. — Мать двух сыновей.
Она отступила немного, чтобы оглядеть меня, и радостно заулыбалась:
— Ох, госпожа! Ну наконец-то!
Ипу обняла меня, а потом потащила в дом.
— С возвращением, — сказал Джеди.
Он выглядел здоровым и довольным. Чума не задела ни один город, кроме Амарны, и я старалась не думать, что это означает.
— Так значит, это и есть Камосес, — сказала я, пытаясь осознать, что это и вправду тот самый малыш, которому я махала на прощание год назад. — Он красивый. У него твой нос, — сказала я Ипу.
— И глаза Джеди. Повитуха сказала, что он будет богатым.
— А откуда она знает?
— Потому что первым его криком было «нуб».
Я от души рассмеялась:
— Золото? Ох, Ипу, как я по тебе соскучилась!
— А Ипу соскучилась по тебе, — ухмыльнувшись, сообщил Джеди. — Она только о тебе и говорила!
— Все только и говорили, что об Амарне, — призналась Ипу. — Никто не понимал, чему верить. Сперва дурбар, потом объявление Нефертити соправителем, потом чума. А правда, — она понизила голос, — что фараон отослал царю Ассирии отрубленную руку?
Я кивнула. Ипу покачала головой:
— Расскажи мне обо всем. Я хочу знать все-все.
И я рассказала ей о дурбаре и коронации моей сестры, а потом о Черной смерти и подношении, затеянном Эхнатоном. Я описала смерть самых младших дочерей Нефертити, смерть Небнефера и кончину Тийи. Когда я стала рассказывать о том, как Эхнатон умчался в город, Джеди посадил Камосеса в кроватку. Он просто поверить не мог, что фараон так вот взял и умчался без всякого сопровождения, чтобы уничтожить запрещенные изваяния Амона.
— Фараон был вне себя от ярости, — сказала я, но у меня не хватало слов, чтобы описать, с какой горечью Эхнатон смотрел на то, как его детей сжигают в городе, который он возвел во славу Атона.
— Когда мы узнали, что баржам запрещено покидать Амарну, то подумали, что все, кто там остался, погибнут, — призналась Ипу, и на глаза ее навернулись слезы. — И вы с Нахтмином тоже.
Я обняла ее.
— А мы понятия не имели, как передается чума. Мы тоже боялись.
Что-то потерлось об мою ногу, и внезапно на колени ко мне запрыгнул крупный, тяжелый кот.
— Бастет! — воскликнула я и посмотрела на Ипу.
— Он однажды пошел за мной следом и не захотел возвращаться. Теперь ты можешь забрать его, — сказала Ипу, но я заметила неуверенность в ее взгляде.
— Ну вот еще! Пускай живет у тебя, — с пылом произнесла я. — Он бы умер вместе со всеми дворцовыми кошками, если бы ты его не спасла.
— Они перебили мивов?
— Да, вместе со всеми остальными животными во дворце.
— А где они захоронили тела? — спросил Джеди.
— Приехали повозки и увезли их.
— Без амулетов? — прошептал Джеди.
— И похоронили без гробниц?! — воскликнула Ипу.
— В общих могилах. В земле вырыли ямы и засыпали потом песком.
Ипу с Джеди онемели.
Позднее, теплым вечером, мы пошли ко мне домой. Ипу захотела второй раз послушать историю о том, как Кийя на смертном ложе попросила меня усыновить ее ребенка. Я рассказала еще раз, и даже шумный Камосес притих, как будто история околдовала его.
