Мишель Моран - Нефертити
— В общих могилах. В земле вырыли ямы и засыпали потом песком.
Ипу с Джеди онемели.
Позднее, теплым вечером, мы пошли ко мне домой. Ипу захотела второй раз послушать историю о том, как Кийя на смертном ложе попросила меня усыновить ее ребенка. Я рассказала еще раз, и даже шумный Камосес притих, как будто история околдовала его.
— Все случилось не так, как я себе представляла, — сказала Ипу. — Египет перевернулся вверх тормашками. Подумать только, ты растишь царевича Египта!
— Нет, не царевича Египта, — твердо произнесла я. — Просто маленького мальчика.
Мы вели тихую повседневную жизнь, и она была спокойной и размеренной. К Нахтмину то и дело приходили горожане и рассказывали ему о том, что происходило в Фивах, пока в Амарне бушевала чума. Потом они пытались подбить его выступить на войну, говоря, что он тратит время впустую, обучая солдат, хотя мог бы вести наше войско к победе на Родосе. Солдаты стояли у нас под домом, качали головами и обвиняюще смотрели на меня.
— Он — лучший военачальник во всем войске фараона, — сказал Джедефор. — Люди не могут понять, отчего он не возвращается в войско. Они упросили меня прийти сюда и спросить у него. Хоремхеб суров и безрадостен, и его не будут любить так, как любят Нахтмина.
Мне снова вспомнился отцовский вопрос — «ты ему доверяешь?» — и я посмотрела туда, где Нахтмин обучал солдат моей сестры. Под кожей его переливались крепкие мускулы, а лоб был весь в поту. Я улыбнулась.
— Им придется довольствоваться сознанием того, что он делает из их мальчишек мужчин.
— Но чем вы занимаетесь, раз ты не при дворе, а он не воюет?
Я рассмеялась — с такой серьезностью прозвучал этот вопрос.
— Просто живем, — ответила я. — И когда-нибудь Нахтмин обучит наших сыновей искусству писцов или солдатскому делу.
Джедефор посмотрел на меня как-то странно:
— Сыновей?
— Есть еще Тут, — резким тоном напомнила я.
Мы посмотрели на другую сторону сада, туда, где мальчики ползали в тени старой акации. Хеквет присматривала за ними.
— Сын Кийи, — произнес Джедефор, потом добавил: — И возможный царевич Египта.
— Нет! — отрезала я. — Он вырастет здесь, вдалеке от двора. Следующим фараоном станет Меритатон, а после нее — Анхесенамон.
Я понимала, что он хочет сказать. Что Египту требуется царевич, что так было всегда и будет впредь. Но вместо этого Джедефор просто сказал:
— Ты, должно быть, слышала, что предложили жрецам Атона?
— Что им дали две недели, чтобы сменить их одеяния на облачение жрецов Амона?
— Да. И некоторые отказались.
Я была потрясена.
— Но они не могут отказаться. Им некуда идти!
— Есть — в дома последователей Атона. Их много, госпожа. Детей, никогда не знавших Амона, и ревностных верующих, покинувших Амарну лишь после того, как их дома были сожжены. От них можно ждать неприятностей.
Тем вечером я вошла в Зал книг во дворце, и молодой писец провел меня к отцу. Отец сидел спиной ко мне. В руке у него была связка папирусов в кожаном переплете.
— Отец!
— Мутноджмет? — Отец обернулся. — Мне так и показалось, что я слышал твой голос.
— Что ты делаешь?
Отец положил папирусы и вздохнул.
— Изучаю карты Ассирии.
— Что, семи тронов оказалось недостаточно?
— Недостаточно. Ассирийцы заключили союз с хеттами.
Я вздохнула.
— Эхнатон причинил великий вред. Почему Нефертити допустила это?
— Твоя сестра делала больше, чем ты осознаешь. Она отвлекала его, пока мы с твоей тетей занимались делами Египта. Она забирала золото у храма Атона, чтобы мы могли кормить войско и платить чужеземным царям, дабы те оставались нашими союзниками. Верность стоит дорого.
— Эхнатон не платил войску?
— Нет. — Отец многозначительно посмотрел на меня. — Платила Нефертити.
Мы помолчали.
— А как ей удавалось скрывать это золото? — спросила я.
— Она маскировала его под работы в честь Атона. А ведь это была не какая-нибудь пригоршня медных дебенов. Это были полные сундуки золота.
— А что же теперь будет с жрецами Атона? Один солдат сказал мне, что они будут причинять неприятности Нефертити.
— Если она будет продолжать встречаться с ними.
— Она встречается с ними наедине?!
Я воскликнула это слишком громко, и мой голос эхом отразился от стен Пер-Меджата.
— И вопреки моему совету.
Но отец не стал просить меня пытаться переубедить ее. Нефертити уже двадцать семь лет. Она — взрослая женщина, и она — царь.
— Но почему она встречается с ними?
— Почему? — Отец тяжело вздохнул. — Я не знаю, почему. Возможно, потому, что ей кажется, что она в долгу перед ними.
— В каком долгу? Они убивают жрецов Амона! Возможно, она надеется положить этому конец? — предположила я.
— Конец борьбе? Она не кончится никогда. Они верят, что Атон — бог Египта, а народ верит в силу Амона.
Я прислонилась к стене.
— Так значит, война будет всегда.
— Всегда. Так что радуйся, что у тебя есть твой тихий садик. Возможно, мы с матерью найдем там пристанище, когда бремя государственных забот сделается слишком тяжелым.
— Таким, как теперь?
Отец мрачно улыбнулся:
— Таким, как теперь.
31
1335 год до н. э.
Ахет. Сезон половодья
Мышцы Бараки напряглись; он натянул тетиву и послал стрелу в мишень, стоящую на противоположном краю двора. Оперение стрелы сверкнуло красным и золотым.
— Хороший выстрел, — похвалил сына Нахтмин.
Барака довольно кивнул. Он выглядел в точности как отец: те же широкие плечи и буйные темные волосы. Просто не верилось, что ему всего девять лет. Его вполне можно было принять за одиннадцати-двенадцатилетнего.
— Теперь твоя очередь, — сказал Барака и уступил место Анхесенамон.
— Спорим, я выстрелю лучше, чем Тут! — хвастливо заявила девочка. — Пока ты сидишь учишься, я прихожу сюда тренироваться с Нахтмином, — поддразнила она Тутанхамона и натянула лук.
— Так держать, — подал голос Барака.
Стрела свистнула и впилась почти в самый центр мишени. Анхесенамон радостно завизжала. Барака заткнул уши.
— Очень хорошо, — одобрительно произнес Нахтмин. — Из тебя получается хороший солдат, Анхесенамон. Скоро твоей матери придется разрешить тебе заниматься вместе с моими учениками.
— Я хочу когда-нибудь стать солдатом!
Нахтмин взглянул на меня. Трудно было представить себе ребенка, более не похожего на своего отца.
