Мишель Моран - Нефертити
Нефертити всхлипнула.
— Но Панахеси забрал тело Эхнатона в храм, — сказала я. — Он готовит его к погребению.
Нахтмин застыл.
— Что-что он сделал?!
Я посмотрела на мужа, на отца, снова на мужа.
— Забрал тело в храм, — повторила я.
Нахтмин посмотрел на моего отца.
— Найдите Панахеси! — приказал отец группе солдат, стоявших в коридоре. — Не дайте ему покинуть дворец!
— Что происходит? — спросила я.
— Сокровищница находится рядом с храмом. Панахеси вовсе не собирается хоронить Эхнатона, — объяснил Нахтмин. — Он собирается захватить золото и отнять власть у твоей сестры.
Мой муж повернулся к Нефертити.
— Тебе следует выпустить Хоремхеба из тюрьмы. Освободи военачальника, и солдаты пойдут за ним. Или Панахеси может заполучить войско первым, купив его за золото Атона. А если Кийя носит в чреве сына, Египет погибнет.
Нефертити посмотрела на нас невидящим взором. На лице ее виднелись следы слез. Она закрыла глаза.
— Мне все равно, что будет дальше, — сказала она. — Все равно.
Но Нахтмин порывисто шагнул к Нефертити и схватил ее за плечи.
— Ваше величество, фараон Нефернеферуатон-Нефертити, вашей стране грозят враги, и ваше царствование в опасности. Если вы останетесь здесь, вы умрете.
Нефертити открыла глаза, но в них не было жизни.
— Меритатон убьют или заставят выйти замуж за Панахеси, а Анхесенпаатон лишат жизни, — сказал Нахтмин.
Нефертити едва заметно приподняла голову. Затем взгляд ее сделался жестким.
— Освободите его.
Нахтмин кивнул и исчез во тьме.
Отец повернулся ко мне.
— Ты доверяешь своему мужу?
Я посмотрела на отца. Нахтмин мог освободить Хоремхеба из тюрьмы и вместе с ним захватить власть.
— Он никогда этого не сделает, — заверила я отца.
На улицах бушевал бунт. Египтяне взялись за вилы и косы и за любое оружие, до которого смогли добраться. В Зал приемов то и дело прибегали слуги с новостями. «Они напали на храм Амона в холмах. Они движутся ко дворцу, требуя вернуть их богов, всем вернуться в Фивы, а Амарну сжечь».
Кийя сидела в кресле у помоста, и на лице ее застыла мучительная боль. Я попыталась представить себе, что она сейчас чувствует. Она была второй женой мертвого царя. У ее ребенка никогда не будет отца. А когда ребенок появится на свет, то он, если это будет мальчик, станет угрозой для царствования Нефертити.
Один лишь Панахеси мог спасти ее.
Двери Зала приемов отворились, и вошел Нахтмин, а за ним Хоремхеб. Тюрьма оставила свой отпечаток на военачальнике. Волосы у него отросли ниже плеч, а нижнюю часть лица закрывала темная борода. Но в глазах его горела безумная решимость, какой мне никогда еще не доводилось видеть. Отец встал.
— Какие новости?
Хоремхеб шагнул вперед.
— Люди напали на храм Атона. Тело фараона сожжено; от него ничего не осталось.
Отец посмотрел на Нахтмина. Тот добавил:
— Люди напали еще и на сокровищницу. Золото сохранено, но семь стражников убиты. И с ними визирь Панахеси.
Раздался леденящий душу крик. Кийя поднялась с кресла; по ногам ее текла кровь. Но Хоремхеб подошел к трону:
— Я сидел в тюрьме по приказу вашего мужа, ваше величество.
— А я восстанавливаю тебя в прежнем звании, военачальник, — быстро произнесла Нефертити, не обращая внимания на крики Кийи. Сейчас важен был только трон. — Тебе вместе с военачальником Нахтмином надлежит взять в свои руки руководство войском.
Она вернула моему мужу его звание. Но кровь у Кийи текла сильно и быстро.
— Мой ящик! — крикнула я. — Кто-нибудь, принесите мне тысячелистник!
— А откуда мне знать, что вы меня не предадите? — спросил Хоремхеб.
— А откуда мне знать, что ты не предашь меня? — вопросом на вопрос ответила Нефертити.
Я приказала слугам принести воду и простыни.
— Царствование Атона закончено, — добавила Нефертити. — Я возмещу тебе то, что ты утратил. Проведи меня к моему народу, чтобы я могла сказать ему, что пришло новое царствование.
— А хетты? — спросил Хоремхеб.
— Мы будем сражаться! — поклялась Нефертити, сжимая посох и цеп. — Мы уничтожим их, так что от них и следа не останется!
Я кинулась сооружать для Кийи подушку из льняного платья.
— Дыши! — велела я ей.
Оглядевшись по сторонам, я поняла, что все покинули зал. С нами остались лишь несколько слуг из числа той немногочисленной верной прислуги, которая не сбежала в Фивы.
— Нам надо перенести ее в другое помещение! — крикнула я, и слуги помогли мне перенести Кийю.
— Пожалуйста, не позволяй ей убить моего ребенка, — прошептала Кийя. Она с такой силой вцепилась в мою руку, что я вынуждена была посмотреть ей в глаза. — Пожалуйста!
Я поняла, о ком она говорит.
— Она никогда не…
Я умолкла, не договорив.
Слуги перенесли Кийю в покои для гостей и положили на кровать, обложив подушками.
— У нас нет родильного кресла, — сказала я. — Я не…
Кийя закричала, впившись ногтями в мою руку.
— Вырасти моего ребенка, — попросила она.
— Нет. Ты будешь жить, — пообещала я. — Все будет хорошо.
Но, едва лишь сказав это, я поняла, что Кийя не выживет. Слишком уж бледной она была, слишком рано начались роды. На лбу у нее выступили бисеринки пота.
— Поклянись, что ты вырастишь его! — взмолилась она. — Только ты сможешь защитить его от нее. Пожалуйста!
И вместе с водами на свет появился кричащий малыш. Царевич. Царевич Египта. Кийя посмотрела на сына. Его громкий вопль разнесся по пустым покоям, в которых не было ни амулета и ни единого изваяния Таварет. Глаза Кийи наполнились слезами. Слуги принесли нож, и я перерезала пуповину. Кийя упала на подушки.
— Его имя — Тутанхатон, — произнесла она, цепляясь за мою руку, как будто мы с ней никогда не были врагами.
Потом она закрыла глаза, и лицо ее сделалось спокойным и кротким. Она вздохнула и застыла.
Слуги вымыли ребенка, запеленали и вручили крохотный сверток мне. Я посмотрела на малыша, ставшего моим сыном, ребенка злейшей соперницы моей сестры. Я положила его рядом с матерью, чтобы он смог ощутить ее грудь и чтобы он знал, что она любила его. А потом я расплакалась. Я плакала о Кийе, о Нефертити и ее детях, о Тийе и о маленьком Тутанхатоне, которому никогда не суждено изведать материнского поцелуя. А еще я плакала о Египте, потому что в глубине души знала, что наши боги покинули нас и что мы навлекли на себя эту смерть.
Дворец выглядел так, словно по нему пронеслась буря.
За считанные дни драпировки были сорваны со стен, шкафы опустошены, кладовки опорожнены подчистую. Все, что не мог вместить в себя наш караван судов, оставляли в Амарне, с тем чтобы это потом забрали слуги — либо чтобы оно кануло в пески времени. В погребе осталось пиво и любимое вино Эхнатона. Я взяла немного самого выдержанного красного для Ипу и положила вместе с моими травами. Остальному так и предстояло лежать здесь до тех пор, пока кто-нибудь не вломится во дворец и не разграбит здешние запасы либо пока оставленная стража не впадет в такое отчаяние, что устроит налет на погреба фараона. В конце концов, никто никогда не проверит, что там осталось, и неизвестно, вернемся ли мы сюда когда-нибудь.
