Николь Фосселер - По ту сторону Нила

– О Лене я вспоминаю гораздо чаще, – сказал он Аде.

– Я тоже, – шепотом призналась Ада.

– Все это было так давно… – помолчав, добавил Ройстон. – Однажды я понял, что не мог быть счастлив с Сесили, – продолжил он спустя некоторое время. – Нет, она давно уже перестала занимать мои мысли. – Он снова посмотрел на Аду, сидевшую все так же напряженно. – Все это время я думал только о тебе, Адс… – Он взял ее за руки и, поскольку она не возражала, сжал ее кулачки в своих огромных ладонях. – Если ты не сможешь полюбить меня, я смирюсь с этим. Достаточно того, что тебе будет хорошо со мной и ты меня не оставишь.

Ада подняла на него большие глаза.

– Нет, Ройстон. Все совсем не так. – Теперь она взяла его похожую на медвежью лапу руку и принялась нежно поглаживать пальцами, отчего у Ройстона словно огненная лава заструилась по жилам. – Я никогда не перестану любить Саймона и до конца моих дней буду его оплакивать, ты должен знать это. – Она вздохнула. – Ты как-то рассказывал мне, что Саймон просил тебя быть его шафером, помнишь? Ну… перед тем, как все это случилось?.. – Ее лицо исказилось, словно от боли. Ройстон молчал. – Быть может… – продолжала Ада, – он все предчувствовал и хотел таким образом попросить тебя… позаботиться обо мне? – Она вопросительно заглянула Ройстону в глаза.

– Я… я не знаю, Ада, – прошептал Ройстон.

На лице Ады мелькнула улыбка, и она снова перевела взгляд на руку Ройстона у нее на коленях.

– Я тоже, Ройстон. Но мне хотелось бы думать, что это так. – Улыбка замерла на ее лице, которое выглядело задумчивым. – Саймон останется в моем сердце навсегда. Но я поняла, что в жизни можно любить больше, чем один раз. Вероятно, не так, как в первый, но не менее сильно. Я много раз представляла себе, как засыпаю в твоих объятьях, Ройстон, и просыпаюсь рядом с тобой. Я хочу, чтобы мы шли по жизни вместе и чтобы наши дети выросли счастливыми. – Она кивнула. – Я очень хочу этого.

У Ройстона закружилась голова.

– Значит ли это… что ты согласна, Адс?

Лицо Ады засияло. Ройстон давно уже не видел его таким.

– Да, Ройстон. Это означает «да».

Я буду о ней заботиться, Саймон, в этом я тебе клянусь. Ей будет хорошо со мной, твоей Аде. Моей Аде.

– Мы должны поставить в известность твоих родителей, – бормотал Ройстон между поцелуями. – И Стивена с Бекки.

Ада кивнула.

– Да, должны.

Они поднялись со скамейки и, взявшись за руки, побрели к дому.

Внезапно Ада заметила карету, приближающуюся по объездной дорожке к главному входу, и привстала на цыпочки.

– Вот уж не ждала сегодня гостей, – пробормотала она и, подгоняемая любопытством, ускорила шаг.

Из кареты вышли джентльмен и молодая леди. Когда она подняла голову, из-под шляпки блеснули волосы цвета спелой пшеницы.

– Грейси! – Ада бросила руку Ройстона и, подобрав юбки, устремилась к карете. – Грейси!

– Адс! О, Адс…

Замешкавшийся было Ройстон тоже ускорил шаг.

– Джереми! – Он прижал пропавшего друга к широкой груди и забарабанил кулаками по его спине. – Черт меня подери! Я все-таки дожил до этого момента!

Леди Норбери и Бекки уже сбегали по ступенькам. Грейс смеялась и плакала, по очереди обнимая подругу и мать.

– А ко мне тебе придется подняться…

В дверях показался Стивен в инвалидном кресле, а следом за ним и Генри. Разделяя всеобщее возбуждение, пес буквально дрожал от восторга и заливался радостным лаем.

Улыбка сошла с лица Грейс, когда рядом с сыном возник опирающийся на трость полковник. Его голубые глаза блестели, седые брови сошлись над переносицей.

Ада повернулась к отцу и, заметив замешательство сестры, взяла ее под руку.

– Иди же, Грейс! Не бойся!

Лето 1894

Однажды я друзей оставлю и уйдуИскать тебя в земле далекой,Тебя, тебя (я находил отрадуВ касаньях рук твоих и запахе волос),О, божество моих ушедших дней,Пусть изменили годы и печалиТвое лицо, вечерний полумракОт глаз любви моей его не скроет…[24]

В дверь кабинета постучали, и Грейс подняла глаза от бумаг:

– Да?

На пороге показалась Лиззи. Из-под белоснежного чепца выбивались седые волосы.

– Простите, мисс Грейс. Не хотела тревожить вас сегодня утром, но к вам посетитель.

Грейс улыбнулась. Вот уже семь с лишним лет она официально звалась «миссис Данверс», однако для Лиззи это, похоже, не имело никакого значения.

– И кто же он?

– Лорд Грэнтэм, мисс Грейс. Я попросила его пройти в гостиную.

Первым делом Грейс представила себе отца Леонарда, однако тут же вспомнила, что его вот уже три года как нет в живых.

– Хорошо, я иду.

Она встала, подавив вздох. Очевидно, на сегодня с работой покончено.

Он стоял перед открытой стеклянной дверью в жемчужно-сером костюме и смотрел в летний сад, откуда доносился собачий лай, детские крики и смех.

– Привет, Томми, – сказала Грейс и невольно вздрогнула, когда гость обернулся.

Из нескладного долговязого подростка Томми вырос в красивого двадцатишестилетнего молодого человека со светло-голубыми глазами и льняными волосами. Он был тоньше своего покойного брата и лишен его солнечного обаяния, хотя выглядел, пожалуй, серьезнее, чему способствовали и модные усики над верхней губой. Тем не менее сходство между ним и Леном слишком бросалось в глаза.

– Привет, Грейс.

Повисла неловкая пауза. После смерти Леонарда прежней близости между Хейнсвортами и Норбери не было. Грейс знала, что леди Грэнтэм винит ее в смерти своего старшего сына, ведь именно из-за Грейс Лен отправился в Египет. Грейс и не снимала с себя этой ответственности, даже если и понимала ее иначе, чем леди Грэнтэм.

– Садись. – Она указала на диван. – Чай скоро будет. Или, может, пойдем в сад? Погода чудесная.

– Собственно говоря, – замялся Томми, поправляя узел галстука, – я хотел бы поговорить с тобой с глазу на глаз. Если такое возможно.

– Здесь, я думаю, нам никто не помешает, – сказала Грейс, приглашая гостя в комнату в задней части западного флигеля.

В оформлении ее интерьеров, выполненных в нежно-зеленых и желтых, оттенка примулы, тонах, безошибочно узнавалась женская рука. Лиззи быстро накрыла чай на столике у окна и откланялась, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Несколько… необычно, – заметил Томми, указывая на два письменных стола, стоявших по диагонали комнаты.

Это был общий рабочий кабинет Бекки и Грейс. Хотя официально хозяевами Шамлей Грин считались леди Норбери и полковник, а Стивен по-прежнему числился лишь наследником, обе молодые хозяйки давно уже взяли бразды правления в свои руки.