Жюльетта Бенцони - Графиня тьмы
Прошедшие десять лет нисколько не изменили верного швейцарца, разве что он стал теперь еще суше, еще суровее и сдержанней. Этому человеку нечасто приходилось отдыхать, ведь на своих широких плечах он нес всю внешнюю охрану тайны, выполняя долг, который возложил на себя много лет назад. Непосредственная защита была на голландце, но все, что окружало их извне, находилось в ведении Филиппа Шарра. И тем не менее он нашел теплые слова, радуясь встрече с Лаурой и Жуаном.
— Несмотря на все условия, — с чувством сказал он, — ваш приезд — это какое-то чудо. Ни за что бы не поверил, что такое возможно…
— А… ей сообщили?
— Да. Вы просто не представляете себе, как она радуется возможности увидеть вас обеих. Она так часто думала о вас!
— Известно ли ей, что нам не велено с ней разговаривать?
— Известно. Не скажу, что она от этого в восторге, но главное для нее — повидать Элизабет. Похожа ли на нее девочка?
— О да, и, думаю, не оскорблю ее, сказав, что она будет не хуже матери. Перед отъездом из Сен-Мало я заказала одному замечательному художнику ее портрет в миниатюре и вот, привезла его с собой. Не возьметесь ли передать ей его, поскольку у меня не будет возможности сделать это самой?
Шарр вгляделся в черты сияющей юной девушки на портрете в рамке из слоновой кости.
— Хотя это произведение местного художника, — пояснила Лаура, — но, думается мне, сам знаменитый Изабей, придворный миниатюрист, не написал бы ее лучше…
Со слезами на глазах швейцарец положил портрет обратно в коробочку и спрятал в карман.
— Спасибо вам от нее! Благодаря портрету счастье, которого она так ждет завтра, продлится и впредь…
Лаура умолкла, предоставив ему возможность подкрепиться, но потом, когда он перешел к десерту и спросил разрешения раскурить трубку, вновь начала беседу:
— Имеете ли вы право рассказать мне, что с вами происходило после отъезда из Хейдега?
— Почему бы и нет? Я не имею права выдавать место, где она находится сейчас, но не те пункты, которые она проезжала. Нашим первым убежищем стал замок Одиночества. Не правда ли, подходящее название? Это почти в трех лье от Штутгарта. Красивый замок, построенный в прошлом веке герцогом Шарлем-Эженом Вюртембергским, он расположен посередине горного плато, покрытого лесом, и заканчивается террасой с великолепным видом. Именно его выбрали герцог Энгиенский и принцесса Шарлотта де Роган в качестве укрытия для мадам, и ничто, казалось, не могло помешать ей оставаться там долгие годы. К несчастью, в начале июня в замке по непонятной причине вспыхнул пожар, и, не пожелавший разбираться в этом, граф срочно вывез мадам на запасную квартиру, подготовленную герцогом с принцессой на случай осложнений: они поехали в городок Ингельфинген, столицу крошечного государства, зажатого между Вюртембергом и великим княжеством Баденским. Там в то время правил друг герцога Энгиенского, принц Карл Гогенлоэ, но в его замке мы не остановились…
— Боялись, что он тоже сгорит?— Нет, там толстые средневековые стены. Просто предпочли один из красивейших домов этого городка, расположенного среди виноградников. Он принадлежал старому аптекарю-мизантропу, который жил одиноко, окруженный лишь проверенными слугами, такими же старыми и нелюбезными, как и он сам. Но господин Рамбольд — так звали нашего нового хозяина — был предан своему принцу и не видел ничего предосудительного в том, чтобы приютить таких тихих постояльцев, как мы. Так что 7 июня, как и положено, глубокой ночью, мы обосновались на втором этаже дома Рамбольда. В услужении у него были одни мужчины, но тут он нанял молодую горничную по имени Фредерика. Она была очень мила, работала хорошо и не любопытствовала. А ведь, поди ж ты, все-таки не смогла сдержаться и рассказала отцу, что у графини Вавель де Версэ — в то время они еще носили это имя — полно красивой одежды и белья, какого днем с огнем уже не сыщешь, а на каждой вещи вышиты три французские лилии. Такая вот неосторожность, но это сошло с рук, хотя в том краю еще полно было французского дворянства. И графу там нравилось. Он часами вел научные беседы с господином Рамбольдом в его фармацевтической лаборатории. Место было очаровательное, как будто выпавшее из времени, нам всем там было хорошо. Но тут случилась настоящая катастрофа.
— Опять пожар?
— О нет! Гораздо хуже. Ночью 16 марта 1804 года в окно постучался какой-то всадник. Он привез письмо. Перекинулся парой слов с господином Рамбольдом, передал послание графу, выпил стакан вина и ускакал. Письмо было от принцессы Шарлотты де Роган-Рошфор. Два часа спустя мы уже галопом мчались оттуда, а назавтра страшная весть уже облетела весь Ингельфинген: поправ все международные законы и юридические нормы, Бонапарт приказал похитить герцога Энгиенского из его дома в Эттенхайме. Остальное вам, конечно, известно: герцога притащили в Венсен, где на следующую же ночь расстреляли без суда и следствия в крепостном рву и там же закопали. Таким образом Первый консул объявил войну детям Людовика XVI, ведь ему было отлично известно, что Людовик XVII все еще жив и что, возможно, та, которая называла себя герцогиней Ангулемской, была всего-навсего самозванкой. В те времена у консула был в подчинении особо ловкий министр полиции — Фуше…
— Это ужасная, позорная история! Она всколыхнула сердца всех порядочных людей! — подтвердила Лаура. — Молодого герцога любили, и он совсем не угрожал жизни Бонапарта. Никто так и не понял, зачем надо было замешивать на крови основание трона, на который Наполеон собирался взойти.
— Так уж и никто? — прошептал Шарр, улыбаясь одними глазами.
— Нет, конечно. Я-то поняла, и еще один-два человека. Только герцогу было известно, где скрывается настоящий король. Удивительно лишь, что его убили так скоро. Могли бы, наверное, попытаться заставить его выдать тайну…
— Кому-то, без сомнения, было на руку, чтобы он так ничего и не рассказал. Оттого и эта безобразная спешка, казнь…
— Если бы народ узнал об этой истории, кто бы, интересно, в нее поверил? — задумалась Лаура. — Двое детей короля вынуждены скрываться! Как печально! Но расскажите, куда вы поехали после Ингельфингена?
— О, сначала просто путешествовали. Подумав, что с этой стороны опасность больше не грозит, вернулись на несколько недель в замок Одиночества, но наша собственная таинственность вызывала подозрения. Кроме того, в то время мадам носила бархатную маску, и мы сразу же заметили, что она привлекает внимание. Граф согласился на маску, потому что она жаловалась, что задыхается под вуалью в жару. Но вуаль пришлось вернуть, и мы стали раздумывать, куда бы нам еще податься, а тут как раз через посредство одного голландского банка, где размещены счета графа и который в случае надобности посылает ему деньги, пришло приглашение от русского царя прибыть в Вену.
