Бренда Джойс - Опасная любовь
Эмилиан воззрился на девушку. От этого взгляда улыбка ее поблекла и исчезла совсем.
Клифф разозлился:
– Ариэлла, немедленно возвращайся в дом.
Девушка была поражена. Многие годы отец не говорил с ней командным тоном. И как это их невинный визит вдруг перерос в открытый конфликт? Она подошла к отцу и обратилась к нему, понизив голос:
– Ты же позволишь цыганам остаться на ночь, не правда ли? – Для нее это стало вдруг чрезвычайно важно. – Уверена, их вожак вовсе не намеревался оскорбить нас. Папа, тебе же известно, как сильно их образ жизни отличается от нашего. Возможно, он и не осознавал, что говорит недипломатично. Пожалуйста, не суди его поспешно.
Выражение лица Клиффа несколько смягчилось.
– Ты слишком добра, на свою беду. Уверяю тебя, этот человек держался грубо умышленно. Но я не стану относиться к нему с предубеждением.
Испытывая небывалое облегчение, девушка повернулась к цыгану, собираясь улыбнуться ему, но он одарил ее таким пронзительно-враждебным взглядом, что ее намерение тут же испарилось. Выражение лица мужчины было хищным, и можно было даже решить, что в его голове бродят самые непристойные мысли касательно ее. Ариэлла судорожно сглотнула, не в силах отвести взгляд.
– Мы цыгане, – ей, и только ей сказал Эмилиан. – Я не нуждаюсь в вашей защите, и мои люди тоже.
Итак, он слышал ее слова, обращенные к отцу . В этот момент она позабыла, что рядом с ней по-прежнему стоит Клифф, а молодой цыган окружен четырьмя приятелями. Казалось, что они остались наедине. Каждой клеточкой своего тела она ощущала источаемую им невероятную притягательность. Сердце ее быстро и почти болезненно колотилось в груди, и ей стало казаться, что она слышит и биение сердца Эмилиана тоже, хотя они стояли на значительном расстоянии друг от друга.
– Прошу прощения, – хрипло прошептала она. – Да, вы цыгане, мне это отлично известно.
Она медленно опустила ресницы, но была почти уверена, что он продолжает смотреть на нее, хотя наверняка сказать не могла. По телу ее пробежала дрожь, оставив странное ощущение в желудке. Тело испытало новое, неведомое прежде томление.
Клифф выступил вперед.
– Возвращайся домой, Ариэлла, – резко приказал он.
Отец был разгневан потому, что этот цыган позволил себе слишком откровенно пялиться на нее.
– Почему бы нам обоим не отправиться домой? – предложила она. – Уже поздно, да и ужин стынет.
Клифф продолжал холодно смотреть на Эмилиана, не обращая на слова дочери ни малейшего внимания.
– Я и так был слишком добр, позволив вам остаться на моей земле на ночь. Но взгляды свои обращайте на тех, на кого позволено, – женщин вашего племени.
Цыган пожал плечами.
– О да, вы очень добры , – с издевкой произнес он. – Но благодарности ожидать все же не стоит.
Ну почему он напрашивается на конфликт? – недоумевала Ариэлла. Зачем держится столь враждебно?
– Помните, что утром вы должны уехать, – непреклонным тоном произнес Клифф. – Идем, Ариэлла.
Уходить девушке не хотелось, но и оставаться причин не было. Отец уже отвернулся, а она все продолжала беспомощно смотреть в глаза цыгану. Он тоже смотрел на нее. Ни один мужчина прежде так на нее не смотрел. Ариэлла вдруг с ужасом осознала, что означает такой взгляд.
Этот мужчина не похож на прочих . Ей захотелось убежать от отца и вернуться к нему.
На губах цыгана появилась тень улыбки, словно он понимал, какое влияние имеет на нее.
Отец взял ее за руку и потянул за собой. Ариэлла отвернулась, и в этот момент раздался протяжный женский крик.
Девушка снова обратила взор на Эмилиана.
– Что это? Кто-то ранен? – чуть слышно спросила она.
Он схватил ее за руку и прошептал в ответ:
– В вашей помощи она точно не нуждается, gadji .
Ариэлла едва могла дышать, всем своим существом ощущая прикосновение его большой, сильной, горячей ладони. Дыхание мужчины омывало ей щеку, и их бедра соприкасались. В следующее мгновение он отпустил ее.
Все произошло так быстро, и это ошеломило девушку. Эмилиан жестко сказал:
– Мы сами позаботимся о своих. – Подняв глаза на Клиффа, он непреклонно добавил: – Уведите прочь свою принцессу-дочь и объясните ей, что мы не жалуем gadjos. Утром мы продолжим путь.
– Я могу послать за доктором, – дрожащим голосом предложила девушка, но отец осадил ее.
– Именно так вы, цыгане , и должны относиться к моей дочери – как к принцессе. Не смейте и пальцем ее снова касаться! – бушевал он.
– Отец, перестань! – вскричала потрясенная Ариэлла, все еще отчетливо ощущающая прикосновение Эмилиана. – Он не хотел обидеть меня, я уверена! Случившееся – полностью моя вина.
Но раздосадованный Клифф снова не услышал слов дочери.
– Проследите, чтобы ничто и никто не пропал посреди ночи. Если будет похищена хоть одна лошадь, корова или овца, я привлеку к ответственности вас лично, vaida.
Эмилиан сухо улыбнулся в ответ, но ничего не сказал.
Ариэлла поверить не могла, что ее отец может говорить столь угрожающе. Спотыкаясь, она побрела за ним, но все же не смогла побороть соблазна и еще раз обернулась.
Неподвижный, как каменное изваяние, vaida взирал на них. Даже на расстоянии, отделяющем его от них, девушка ощущала силу его презрения – и некую решимость, понять которую было выше ее сил. Он отвесил ей поклон столь же элегантно, как это сделал бы кавалер на балу, но глаза его при этом светились дьявольским огнем, что несколько портило впечатление. Глубоко вздохнув, Ариэлла продолжила путь.
Что же он за человек? – недоумевала она.
Эмилиан не сводил глаз с удаляющегося gadjo и его прекрасной дочери. Все его существо переполняла ненависть к де Уоренну, а в голове звучали отголоски слов, которые девушка сказала в защиту его непочтительного поведения. Его терзали гнев и внутренние противоречия. Он не нуждается в защите ни этой девушки, ни какого-либо иного gadjo . К чему ему ее доброта? До доброты ему нет никакого дела.
Чресла его налились силой. Для человека его положения Ариэлла действительно была все равно что принцесса – красивая, идеальная дама голубых кровей, которой он никогда не будет представлен в свете. Однако, несмотря на социальные различия, взгляд ее был исполнен того же вожделения, что и у всякой иной женщины, мечтающей провести с ним ночь, – как будто ей не терпится сорвать с него одежду и покрыть поцелуями его тело.
У Эмилиана вырвался невеселый смешок. Любовниц-gadjis он менял почти с такой же частотой, как одежду. Все эти жены и вдовушки пользовались им исключительно для удовлетворения собственной похоти, он же ими – в гораздо более изощренных целях. Он испытывал удовлетворение от осознания того, что спит с супругой соседа, который презрительно смотрит на него сверху вниз. Да, его воспитывал англичанин, и он являлся didikoi – полукровкой– но budjo[8] было у него в крови с самого рождения. Человек, скосивший траву у соседа и продавший ему же эту траву, считается у цыган ловкачом. Украсть то, что принадлежит другому человеку, да еще и извлечь из этого выгоду, прежде чем вернуть владельцу, – это отличное мошенничество. Каждый цыганин с молоком матери впитывает budjo. Budjo – это насмешка, месть за несправедливое отношение к цыганам во всем мире.
