Элизабет Хойт - Таинственный спаситель
— А если ваш приют и ваши средства к существованию зависят от лести этим аристократам?
Его прямые брови сошлись над переносицей.
— Что вы имеете в виду?
Изабель отпила чаю, хоть и горького без привычного сахара, и собралась с мыслями. Он человек упрямый, и если ей не удастся заставить его понять всю серьезность ситуации, то очень возможно, что мистер Мейкпис просто откажется от ее помощи. И потеряет место в приюте. Может, Уинтер Мейкпис и умеет прекрасно скрывать чувства, но Изабель знает, что приют очень важен для него. Кроме того, несправедливо, что он может лишиться дела своей семьи и своей жизни просто потому, что он человек угрюмый, суровый и довольно сухой.
Посему Изабель опустила чашку и послала мистеру Мейкпису свою самую ослепительную улыбку — ту, что заставляла не одного молодого щеголя спотыкаться о собственные ноги в бальных залах.
Судя по выражению лица мистера Мейкписа, она с таким же успехом могла пытаться вручить ему какую-нибудь рыбину сомнительного происхождения.
Вздохнув про себя, Изабель продолжила:
— Вы ведь понимаете важность посещения светских раутов теперь, когда приют находится под патронажем таких дам, как леди Хэроу, леди Кэр и леди Пенелопа?
Его кивок был таким слабым, что больше походил на судорожное подергивание.
Тем не менее, она приняла его.
— Стало быть, вы должны понимать необходимость сделать ваше поведение в обществе подобающим. Все, что вы делаете: каждый жест, каждое ваше слово, — будет отражаться не только на вас, но и на приюте и на его патронессах.
Он нетерпеливо пошевелился.
— Вы боитесь, что я опозорю вас.
— Я боюсь, — сказала она, размышляя, какое печенье взять, — что вы потеряете приют.
С минуту он молчал, и, будь это другой человек, она бы сказала, что он потрясен.
— Что вы имеете в виду? — очень осторожно спросил он.
— Я имею в виду, что вы рискуете потерять либо свое положение как директора приюта, либо своих патронесс — или, в худшем случае, и то и другое. — Она пожала плечами и откусила кусочек печенья, которое оказалось ужасно черствым. — Ни одна светская дама не пожелает иметь дело с неотесанным мужланом. Если вы не можете научиться обходительным манерам, то потеряете либо одно, либо другое.
Она глотнула горького чая, чтобы уменьшить сухость печенья, наблюдая за его лицом поверх чашки. Он смотрел прямо перед собой, лицо было неподвижно, словно в душе его шла какая-то борьба.
Затем он взглянул прямо на Изабель, и она с трудом сдержала удивленный возглас. Она физически ощутила прикосновение его взгляда, и эффект был… головокружительным. О да, в этом мужчине определенно есть эмоциональные глубины. Выпускает ли он свои чувства на волю, когда бывает близок с женщиной? И почему она вообще думает об этом? Ведь его никак не назовешь чувственным.
Она была так озадачена своими мыслями, что до нее не сразу дошло, что он заговорил.
— Нет. — Мистер Мейкпис поднялся, по всей видимости, бессознательно потирая правую ногу. — Боюсь, у меня нет ни времени, ни желания учиться у вас этикету, миледи.
И с этими грубыми словами он покинул гостью.
Зачем леди Бекинхолл испытывала его сдержанность?
Уинтер Мейкпис, прихрамывая, шел по переулку, когда последние лучи закатного солнца уходили за разномастные крыши Сент-Джайлса. Даже проведя полчаса в обществе этой леди нынешним днем, он по-прежнему не мог понять своего опасного влечения к ней. Она, правда, повела себя очень смело, спасая его от толпы. Ей нравится легкий флирт, но в поступках своих она проявила больше доброты, чем он видел от большинства людей, будь то бедняки или аристократы. Она привезла его к себе домой, лечила и сама за ним ухаживала. Леди показала себя с совершенно неожиданной стороны, и, если б она была дочерью сапожника или мясника, он, возможно, поддался бы соблазну получше узнать эту ее сторону, которую она так хорошо прячет.
Уинтер покачал головой. Но леди Бекинхолл не дочь мясника. Он знает, знает, что она не для него. И все же, мысленно убеждая себя, что должен держаться от леди Бекинхолл как можно дальше, он чуть было не согласился на ее смехотворный план «наставлять» его. Уйти от нее оказалось куда труднее, чем он думал. А это просто нелогично.
Леди Бекинхолл далека от него так же, как Венера, вечерняя звезда. Она принадлежит к привилегированному классу богатых, тогда как он — сын пивовара. Он никогда не был богат и раньше, бывало, даже балансировал на грани нужды. Она живет в лучшей части Лондона — районе с широкими прямыми улицами, мерцающими белым мрамором, тогда как он обитает…
Здесь.
Уинтер перепрыгнул вонючую лужу и нырнул под осыпающуюся кирпичную стену. Калитка в стене была разломана и стояла распахнутой, поскрипывая на ветру. Он ступил на темное кладбище за ней, осторожно обходя низкие плоские надгробия. Это было еврейское кладбище, и он знал, что днем увидел бы надписи на них на смеси иврита, английского и португальского, ибо большинство евреев в Лондоне бежали из этой страны с ее ужасными законами против тех, кто не является христианами.
Что-то маленькое черное метнулось в сторону, когда он приблизился к другой стороне кладбища, — то ли кошка, то ли очень большая крыса. Стена здесь была низкой, и Уинтер перелез через нее в узкий проулок, стиснув зубы, чтобы не вскрикнуть от боли в ноге. Проход вел к еще одному проулку радом со свечной лавкой. Над головой раскачивалась деревянная вывеска свечника, поскрипывая на ветру. На ней был грубо намалеван подсвечник, но если когда-то краска и обрамляла пламя и свечу, то уже давным-давно облупилась. Единственный фонарь висел перед дверью лавки, его пламя неуверенно подрагивало.
Это был последний островок цивилизации, которым мог похвастать переулок, — дальше ни один фонарь не освещал непроглядную тьму. Только самые смелые — или глупые — из обитателей Сент-Джайлса осмеливались сунуться в этот темный закоулок с наступлением ночи.
Но с другой стороны, он не обычный обитатель, так ведь?
Сапоги его застучали по остаткам булыжника в переулке, мрачные тени поглотили, окутав со всех сторон. Другие захватили бы с собой фонарь, отправляясь в ночь, но Уинтеру привычней было находить дорогу при лунном свете.
Где-то поблизости пронзительно заорал кот, и ему ответил не менее громкий соперник. Неужели он такой же безмозглый, как эти коты? Гонимый запахом возбужденной самки и собственным животным инстинктом?
Он покачал головой, входя в крытый проулок — на самом деле скорее туннель. Стены были покрыты противной вязкой влагой, и шаги его эхом отдавались под низкой аркой. Над головой что-то — или кто-то — двигалось во мраке.
