Шарлотта Физерстоун - Одержимый
Анаис медленно, заторможенно обернулась, осознавая: что-то не так. В доме было слишком тихо. Слуги двигались бесшумно. Дом словно окутало пеленой – тяжелой, мрачной завесой.
Линдсей…
Приподняв юбки, Анаис выбежала из комнаты и устремилась вниз по коридору. За окном шел дождь, и дворецкий повесил ее зонтик и пальто сушиться на крючок. Анаис пронеслась мимо вешалки-стойки, поскользнулась на луже дождевой воды и с размаху влетела прямо в пару раскинутых сильных рук, которые тут же надежно обвились вокруг нее.
– Линдсей? – спросила Анаис, задыхаясь в чьих-то объятиях. Но стоило поднять взор, как она увидела мрачное лицо Уоллингфорда. – Отведи меня к нему, – потребовала Анаис, вырвавших из цепких рук приятеля, но тот потянулся вперед и крепко схватил ее за запястье:
– Он ни за что не захотел бы, чтобы ты видела его в таком состоянии, Анаис. Я обещал…
– Мне решительно наплевать, что ты ему обещал! Тогда я пойду сама. Я знаю, где его искать.
Отпустив ее руку, Уоллингфорд жестом попросил Анаис двигаться вперед. Они оба знали, куда идти. Отворив дверь бывшей оранжереи, Анаис увидела, что комната купалась в отблеске свечей, их приглушенный свет отражался в завесах из оранжевого и розового шелка.
– Он там, – показал Уоллингфорд. – За пологом.
Собираясь с силами, Анаис подошла к шелковому шатру, уже известному ей гарему Линдсея. Дрожавшей как осиновый лист рукой она распахнула полог и… задохнулась от ужаса, закрыв рот ладонью.
– Он просто спит, – успокоил камердинер, забирая серебряный поднос и валявшиеся вокруг приспособления для курения. – Он проснется через несколько часов.
– Д… давно он в таком состоянии? – спросила Анаис, еще ближе подходя к Линдсею и ни на мгновение не отрывая взгляда от его безвольно распластавшегося тела.
Линдсей тихо и неглубоко дышал – Анаис едва могла сказать, дышит ли он вообще.
– Не знаю, миледи. Когда он пришел, меня здесь не было.
За окном уже стемнело – долгие часы прошли с тех пор, как Анаис оставила Линдсея потерянно стоявшим у церкви Святой Анны.
– Как известно, он может пребывать в наркотическом угаре дни напролет, леди Анаис. Ну-ну, не стоит так изумляться. Он придет в себя.
Дни? Зашуршав тафтой платья, Анаис опустилась на колени рядом с обмякшим телом Линдсея. Боже праведный, он выглядел так, словно был объят смертельным сном! Анаис потянулась к руке Линдсея, крепко сжала ее между своими грудями, но он по-прежнему не двигался. Даже не шелохнулся, не дал понять, что ощущает присутствие Анаис.
– Я… я должна была его видеть, – прошептала она, все так же пристально, не мигая, глядя на Линдсея. – Как бы то ни было, я всегда знала, что мое место здесь, между ним и опиумом.
Подняв глаза, Анаис увидела, как за ней внимательно наблюдает Вэлери. Чувствуя, как по щекам струятся слезы, она провела дрожавшей рукой по черным кудрям Линдсея – он давно не заботился о стрижке, и волосы теперь спадали длинными волнами.
– Он не поблагодарит вас за это, миледи. На самом деле вы увидите другую сторону человека, которого, как вам казалось, вы всегда хорошо знали.
– Он не причинит мне боли, – еле слышно произнесла Анаис. Убежденность прозвучала в ее тоне, когда она взглянула на мужчину, которого никогда не перестанет любить, никогда не перестанет желать видеть частью своей жизни. – Он никогда не поднял бы на меня руку в гневе.
«Только в страсти», – добавила она уже про себя.
– Теперь им управляет красный дым.
– Нет, – пробормотала Анаис, снова разражаясь слезами. – Это не так. Он – глубже и выше этого, сударь. Он – умный, чувствительный человек. Он сделал так много всего замечательного для других, включая меня саму и мою семью. Он давно стал главой семьи, кормильцем своей матери, своего отца. С младых лет он нес на плечах все бремя обязанностей и принимал эту тяжкую ношу без единой жалобы. – Нет, Вэлери, – уже кричала Анаис, сжимая руку Линдсея, – в его душе заключено намного больше, чем известно всем остальным! Я знаю это. И всегда знала. Я лишь до поры до времени пыталась заставить себя забыть об этих его качествах.
«Нас связывают крепкие узы, и они не должны оборваться. Пообещай мне, – просил он той ночью в конюшне. – Пообещай, что та цепь, которая связывает нас, никогда не разорвется».
Помнится, тогда Анаис сказала, что всегда будет связана с ним. Что ее сердце навечно будет принадлежать ему.
Сегодня днем Анаис твердила себе, что с нее хватит, что она не хочет наблюдать, как Линдсей убивает себя этим опиумом. Она пыталась убедить себя, что хочет начать жизнь заново, с чистого листа. Покончить с прошлым. Жить без Линдсея.
Это работало, о да! Всего несколько часов. До тех пор, пока Анаис не начала размышлять о своем будущем и не поняла, что каждый раз непроизвольно возвращается к думам о Линдсее. Он был кем-то неизмеримо большим, чем этот обкурившийся опиумом призрак. Да, его одолевали пороки, но под завесой ошибок скрывался самоотверженный, великодушный человек, который сделал бы что угодно для каждого, кому потребовалась бы его помощь. Мужчина, который холил бы ее и лелеял, защищал бы ее – любил бы ее – такой, какая она есть. Он был прекрасным человеком – внутри и снаружи. Анаис понимала это точно так же, как и осознавала: она никогда не смогла бы полюбить другого мужчину так, как любила Линдсея.
Он стоил борьбы, слез, душевных мук. Они через столько прошли, стали так близки! Слишком близки, чтобы поворачиваться друг к другу спиной.
«Эта цепь, которая связывает нас, никогда не разорвется, – пообещала она любимому. – Этого не произойдет, Линдсей. Клянусь».
Анаис взглянула на любимого через свои растрепавшиеся локоны и увидела, что он по-прежнему спит. Полная решимости, она прижала руку к груди, словно собирая все силы, которые у нее были.
– Вместе мы одолеем всех демонов. Ты должен в это верить. Ты должен.
Глава 27
Сквозь густую пелену тумана Линдсей услышал, как она поднялась с дивана, и шелк, мягко шурша, скатился по бархату. В завесе густого дыма до его слуха донеслось щелканье пуговиц, которые выскальзывали из своих петель. Разгоряченная кровь забурлила в венах, стоило ему представить, как платье сползает с ее тела. Шелест смятого шелка приковал все внимание, будя его страстные желания.
Сквозь поднимающиеся с трубки пары он наблюдал, как шелковое платье легко и плавно скользит вниз вдоль ее спины, к талии, потом падает на пол. Ее руки вспорхнули вверх, поднявшись над головой, и он увидел очертания ее груди, полной и мягкой, когда она надежнее скрутила свои волосы в пучок, закрепив прическу шпильками. А потом она обернулась, изящно скользнула сквозь пелену опиума и опустилась перед Линдсеем на колени. Она по-прежнему напоминала ему ангела. Вероятно, она всегда будет ангелом, его светлым ангелом.
