Утренний Всадник - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Смеяна помотала головой в ответ на последний вопрос, но сама еще не осмыслила и половины сказанного. Стало быть, рысий мех, который в племенах речевинов и дрёмичей может носить любой удачливый охотник, у рарогов носят только князья? И рыжие, над которыми другие племена посмеиваются, у рарогов считаются избранниками богов? А ведь, наверное, Гневушина боярыня не единственная уроженка племени рарогов в здешних местах. И их верования здесь известны многим. Вот почему на нее здесь смотрели с еще боˊльшим удивлением, чем в других городках!
А ведь скоро здесь должен быть новый рарожский князь Боримир! Гневуша обещал послать за ним гонца на рассвете – должно быть, гонец уже ускакал! Смеяна принялась поспешно доплетать косу. Если и Боримир примет ее за… солнечную рысь, как они там говорили? – то уговорить его на мир будет не так уж и трудно.
– И сокол, птица Свентовида, провожает тебя! – продолжали девушки, почтительно оглядываясь на сокола.
Тот сидел на лопаске прялки, как невиданное украшение, и не сводил со Смеяны золотых глаз. Когда она вчера вечером уходила спать, он полетел за ней и устроился на ночь так, чтобы быть к ней поближе. Смеяна уже привыкла, что сокол старается держаться возле нее, а Баян даже успел пошутить, что сокол влюбился в Смеяну, и пообещал ревновать.
Где-то снаружи послышался звук боевого рога, приглушенный толстыми стенами и слюдой в окошках.
– Это на забороле! – защебетали разом обе боярышни. – Кто-то важный едет! Побежим… Солнечная княгиня не хочет пойти с нами на забороло и посмотреть, кто едет к Истоку?
Даже сейчас Смеяна мимолетно позавидовала: ей, как видно, никогда не научиться разговаривать так вежливо, так подбирать слова, как принято среди высокородных, произносить их с таким учтивым выражением. Вот что значит родиться боярской дочерью! Но тут же она отмахнулась: раз уж ее саму стали звать солнечной княгиней, то пусть другие думают, как бы повежливее обратиться к ней.
– Нет, я пойду к князю! – легко ответила она.
Девушки обменялись беглым взглядом: должно быть, у рарогов князь и княгиня встречают гостей по отдельности. Ну да пусть их!
* * *
Князь Боримир въехал во двор первым, позади него тянулась дружина. Держимир уже готов был произнести слова приветствия, но Боримир вдруг изумленно вскрикнул и натянул поводья. Конь его заплясал, ехавшие позади отроки чуть не наткнулись на князя. И тут же лица их исказились изумлением, они все смотрели куда-то вверх, как околдованные, не видя ни князя Держимира, ни Гневуши, ни истокских старейшин перед крыльцом терема.
Дрёмичи растерялись. А Боримир все смотрел вверх. И тут Смеяна вспомнила, что сокол вылетел из терема вместе с ней и уселся над крыльцом.
– Что вас так удивило, гости любезные? – первым опомнившись, спросил Гневуша.
Но князь Боримир, не слушая его, поднял руку и сделал непонятное движение, согнул руку перед грудью и приподнял локоть, словно приглашал сокола сесть. Его движение выглядело настолько привычным, что Смеяна догадалась: а ведь он, пожалуй, и есть хозяин этой упавшей с неба птицы.
Но сокол не двинулся с места. Тогда Боримир опустил глаза к людям на крыльце. Взгляд его упал на Смеяну, словно он ее одну и увидел в общей толпе. Ее рыжие косы лежали на груди, на пестром рысьем полушубке блестело янтарное ожерелье, сходное по цвету с ее глазами. И Боримир вздохнул глубже, как будто не мог опомниться от изумления. Похоже, рароги приехали сюда затем, чтобы изумляться.
Смеяна торопливо разглядывала гостя. Единственный сын князя Предибора, дарованный отцу уже в преклонных годах, был молод, лет двадцати пяти, и острые черты его лица с большими глазами и тонким носом сразу напомнили Смеяне двух Гневушиных боярышень. У него были пушистые русые брови и пышные русые волосы, вьющиеся тонкими прядями. Он был красив почти по-женски, казался изнеженным, и Смеяна подумала, что убедить его в чем-то будет легко. Такие красавцы редко обладают твердым нравом.
На память ей пришел Светловой, и она вздохнула.
– Я рад видеть тебя в моем городе так скоро! – сказал тем временем Держимир.
Голос его был ровен, полон достоинства, но и уважения к гостю, и Смеяна восхитилась в душе: и Крушимир может быть образцом для всякого правителя, если вдруг захочет!
– Я сам приехал сюда только вчера, но уже сегодня утром послал к тебе гонца с приглашением. Я рад, что твоя добрая воля опередила мою мысль.
– Я вовсе не по… – резко начал Боримир, и Смеяна вздрогнула от неожиданности.
Бросив еще один взгляд на сокола над крыльцом, князь рарогов сдержал резкие слова, но лицо его разительно переменилось. Светло-зеленые глаза смотрели умно и холодно, красивое лицо приобрело выражение надменной враждебности. Он стал похож на стальной клинок, красивый, холодный и смертельно опасный.
– Я искал мою священную птицу! – снова заговорил Боримир. – И я нашел ее здесь, в твоем доме. Как она здесь оказалась?
Держимир нахмурился, выражение спокойного радушия мгновенно сменилось более привычным выражением настороженной суровости. Смеяна ощутила укол тревоги: темное облако вражды повисло над княжеским двором. Как от встречи кремня с огнивом рождается искра, так от встречи этих двух мужчин родилась вражда, имевшая какую-то давнюю, неизвестную ей историю.
– Так это твоя священная птица! – протянул Держимир, тоже вспомнив о соколе над крыльцом. – Чем спрашивать, как он оказался у нас, сначала лучше расскажи, как ты ее потерял. Может быть, сокол сам решил сменить хозяина.
– Хозяин его – Свентовид-Огневик! – сурово ответил Боримир. Его лицо дышало подавляемой яростью: он готов был ненавидеть всех дрёмичей, но вынужден был сдерживаться, пока его священный сокол сидел на крыльце их дома. – Священная птица живет в храме и сидит на плече самого бога. Раз в год, в День Весеннего Огня, сокол вылетает из храма, чтобы указать солнцу дорогу в мир. Вчера он вылетел, но не вернулся. Мои жрецы сказали, что он не нашел солнца. Моя земля в тревоге.
– Пошли твоих жрецов пасти свиней, – непринужденно предложил Баян.
Гневуша передернулся, мгновенно вообразив
