Кэтлин Вудивисс - Зимняя роза
— Спокойной ночи, Клодия.
Поразительно красивая пара прошествовала к ожидающему их экипажу. Тэннер уже взобрался на место кучера, а Банди ждал подле дверцы кареты и энергично переступал с ноги на ногу. Когда они устроились в салоне, Банди забрался наверх и, покачивая тяжелым короткоствольным ружьем с раструбом, завернулся в тяжелое одеяло, чтобы защититься от проникающего мороза; затем Тэннер прикрикнул на лошадей, встряхнул поводья, и карета тронулась с места.
Ночь была тиха, как это часто бывает, когда падает мягкий снег. В затянутом шелком салоне кареты их окружала девственная белизна и погруженный во тьму безмолвный мир, единственными звуками которого были лишь приглушенные постукивания копыт и легкое поскрипывание экипажа, движущегося вперед через растущие сугробы. Тусклые круги света от фонарей, едва пробиваясь через падающий стеною снег, освещали ночной пейзаж по обе стороны кареты.
Внутри, при слабом свете еще одной пары фонариков, Эриенн забилась в уголок заднего сиденья, придерживаясь рукою от качки. Напротив нее сидел, закутавшись в плащ и подняв воротник, чтобы защититься от холода, Кристофер. Избегая его взгляда, Эриенн склонилась вперед и на минуту отодвинула бархатную занавеску, чтобы понаблюдать за полетом огромных золотистых хрустальных хлопьев, которые кружили в бледном свете фонарей. Вновь откинувшись назад, она разостлала толстый мех на своих юбках таким образом, чтобы направить на себя теплый воздух от жаровни.
Прошло немного времени, прежде чем Кристофер махнул рукой на попытки хоть как-то согреться и, тихонько бормоча, в досаде отшвырнул свой плащ и пересел к Эриенн. Он поднял мех и натянул его на свои ноги. Аккуратно подоткнув его со всех сторон, он откинулся и молчаливо ждал возражений соседки.
Его дерзость обеспокоила Эриенн, и ей пришло в голову, что если бы лорд Сэкстон подумал о ночном морозе, то заранее бы все предусмотрел и прислал еще одну меховую накидку. Волнение Эриенн возросло, когда Кристофер положил руку на спинку сиденья над ее головой. Он не отвел своего взгляда от ее обеспокоенных глаз, пока она не отвернулась, а затем неторопливо начал рассматривать легкий румянец, покрывший персиковую кожу ее щек, узкий, прямой носик и тонкую линию губ, которые, казалось, просили его прикосновения. Кристофер рассматривал ее, как рассматривают дрожащую, покрытую росою розу, благоговея перед ее тонкой красотой.
Под его взглядом темные тяжелые ресницы застенчиво опустились, и Эриенн почувствовала прелесть доселе неведомого в ее мире чувств мгновения. В течение всего вечера он играл роль джентльмена, и воспоминания о его галантном поведении доставляли ей удовлетворение, согревающее ее, как умело разложенный костер. Их окружало ночное безмолвие, Эриенн было уютно, и она чувствовала себя защищенной от внешнего мира. Ничто не предвещало беду.
Карету тряхнуло, и рука Кристофера упала ей на плечо. Эриенн взглянула на него, но не заметила ничего, что могло бы показаться оскорбительным для нее; перед ней было лишь его слегка озабоченное в своей задумчивости лицо. Тепло и уют навевали сон, и Эриенн склонилась на полусогнутый локоть Кристофера. Голова опустилась на его руку так же естественно, как птица, нашедшая свое гнездо. Полуприкрыв глаза, Эриенн видела, что Кристофер потянулся к ближайшему от нее фонарю, чтобы убавить фитиль, и, как во сне, наблюдала за угасанием огня.
Длинные пальцы Кристофера оказались возле подбородка Эриенн, и он медленно повернул ее лицо к себе. Тень Кристофера, образовавшаяся от дальнего фонаря, накрыла Эриенн, а затем его губы, медленно двигаясь, прижались к ее губам, раздувая тлеющий в ней огонь, о котором она даже и не подозревала. Рука Эриенн поползла вверх, желая погладить его затянутую галстуком шею, но тут же, как бы вернувшись к реальности, уперлась ему в грудь, отталкивая прочь. Пока она пыталась набрать в грудь воздух, он сам отвернулся и хмуро привалился к противоположной стенке кареты. Эриенн никак не удавалось успокоить колотившееся сердце, и она попыталась оценить свое состояние со стороны. Если бы она не сдержала себя усилием воли, то дрожащие руки сами попросили бы его вернуться. Как прост был этот поцелуй! Конечно, ничего ужасного не случилось бы, однако Эриенн понимала, что лед тонок и ей необходимо ступать очень осторожно, чтобы не быть унесенной в бушующее море, откуда возвращения нет.
Эриенн попыталась выпрямиться, однако ее плечи по-прежнему обнимала его рука. Объятие сжалось, и Кристофер без колебаний повернулся к ней. Его рот внезапно прижался к ее рту, как бы требуя от нее ответа: да или нет? Она не могла сказать — да, поскольку была связана с другим. Но она не хотела говорить — нет, потому что страстно желала этого.
Ее ответ был так же легок, как прикосновение росы к траве весной. Ни да ни нет, но ее душа застонала от мучительной страсти — о, любовь моя, пожалуйста, не уходи!
Кристофер словно услышал ее ответ и различил почти неприметное движение губ под своими губами, легчайшее пожатие руки, покоившейся на его груди. Он обвил рукою ее талию, прижимая ее все ближе по мере того, как его поцелуй становился все сильнее. Ее плащ соскользнул, сбившись на сиденье за ее спиною.
Эриенн охватила дрожь, когда рот Кристофера, оторвавшись от ее рта, провел раскаленную тропу по ее щеке, по брови, а затем, остановился, чтобы нежно прижаться к ее тончайшим векам, которые опустились в ожидании его прикосновения. Кристофер отвел в сторону благоухающие локоны и, найдя ушко Эриенн, мягко прикоснулся к нему языком.
В его теле нарастало пульсирующее давление. До сих пор он не позволял себе поднять руку, однако теперь под наплывом чувств его сдержанность ослабела. Чем больше росло в нем желание, тем быстрее пропадало опасение оскорбить ее скромность, и рука Кристофера легла на полную грудь Эриенн.
Тихий крик потрясения застрял в горле Эриенн, и она выпрямилась, обеими руками толкая Кристофера в грудь и борясь с пожирающим ес пламенем. Она держала Кристофера на расстоянии вытянутой руки и, чтобы остановить его, прошептала, теряя дыхание:
— Вы позволили себе переступить границы приличия, сэр! Вы же давали слово!
— Да, мадам, давал, — произнес он в ответ. — Но вдумайтесь, любовь моя, где пролегла граница. — Он склонился ближе. — Дорогая Эриенн, бал окончен.
Эриенн в ужасе смотрела на Кристофера, а он, притянув ее голову, впился губами в ее губы. Шквал ее негодования превратился в стоны отчаяния. Или это были стоны восторга?
Она вновь ощутила его руки, и на этот раз они сжали ее в ловушке объятий. Спрятанные под шелковым лифом, соски грудей стали тугими от поглаживаний его пальцев.
