Мишель Моран - Нефертити
Старый жрец кивнул:
— Да.
Придворные напряглись, ожидая реакции Эхнатона.
— Очень интересное видение, — заметил отец. — Небнефер, — он многозначительно приподнял брови, — в короне Египта.
— Видения Атона всегда верны! — отрезал Панахеси.
— Конечно, — согласился отец. — Атон никогда не лжет. И кроме того, их же было двое. Видение узрели два жреца.
Панахеси в своем одеянии из шкуры леопарда беспокойно заерзал. Ему не понравился оборот, который принимала беседа.
— Сын, восседающий на троне Египта, — продолжал тем временем отец. — В короне, что некогда венчала голову отца. Интересно, а Старшему не было подобного видения?
Придворные поняли, к чему он клонит, а Эхнатон побледнел.
Отец поспешно добавил:
— Но Небнефер предан вашему величеству. Я уверен, что этот сын хорошо послужит вам.
Подобного поворота Панахеси не предвидел.
— Конечно, Небнефер предан царю, — запинаясь, пробормотал он. — Конечно, он предан!
Эхнатон посмотрел на моего отца. Тот лукаво пожал плечами:
— С этой опасностью приходится иметь дело всякому фараону, у которого есть сыновья.
«И кому это знать, как не Эхнатону?» Я ощутила победное возбуждение, то самое ощущение торжества, которое, должно быть, испытывал отец, когда ему удавалось переиграть противника.
Кийя побагровела от гнева.
— Никто не сможет доказать, что царевич неверен отцу! — взвизгнула она.
Эхнатон перевел взгляд на жрецов.
— Что еще было в видении? — повелительно вопросил он.
— Да! — Нефертити встала, спеша полить семена, посаженные отцом. — Было ли в нем кровопролитие?
Взгляды всех придворных устремились на жрецов, и младший жрец ответил:
— Нет, ваше величество. Никакого кровопролития. Никакого предательства. Только прекрасный золотой свет.
Эхнатон посмотрел на старого жреца, ожидая подтверждения.
— Да, — поспешил согласиться старик. — Никакого насилия.
Панахеси низко поклонился.
— Ваше величество, я могу прямо сейчас привести сюда царевича Небнефера. Вы можете испытать его верность.
— Нет! — Эхнатон посмотрел на царевен, восседающих на собственных маленьких тронах. — Меритатон, иди сюда.
Меритатон встала и подошла к отцу. Двор застыл в ожидании.
— Ты всегда будешь верна своему отцу, ведь правда?
Меритатон кивнула.
— И ты научишь своих сестер быть верными отцу? — настойчиво произнес Эхнатон.
Меритатон снова кивнула, и Эхнатон улыбнулся, как мог улыбнуться лишь отец, слепо обожающий своих детей.
— Все слышали? — с нажимом произнес фараон. Он встал, подвинув Меритатон. — Царевны Египта верны мне. Ни одна из моих дочерей никогда не посягнет на мою корону!
Кийя с отчаянием посмотрела на Панахеси.
— Ваше величество, — попытался было сказать Панахеси, — царевич Небнефер никогда…
— Прекрасно, — заявила Нефертити, оборвав мольбу визиря. — Мы слышали видение, ниспосланное Атоном, и ни в чем более не нуждаемся.
Она взмахом руки велела жрецам удалиться, и придворные тоже поднялись со своих мест.
Кийя тут же кинулась к Эхнатону.
— Обоим жрецам явилось одинаковое видение, — быстро произнесла она. — Сияние и корона на голове Небнефера. Я научила нашего сына быть верным. Так же, как я верна тебе и Атону.
Но взгляд Эхнатона был неумолим.
— Конечно, ты верна. Иное было бы глупостью.
27
Амарна
9 пахона
Несмотря на то что отец восторжествовал над Панахеси, к сезону урожая Кийя забеременела. И Панахеси, невзирая на бедствие, постигшее его в Зале приемов, носился по дворцу, выкрикивая приказы, словно уже ощущал тяжесть египетской короны в своих руках.
Одним сыном можно было пренебречь, но народ не сможет не обращать внимания на двух царевичей, двух наследников престола. Если Кийе удастся родить второго сына, вопрос о престолонаследии будет окончательно решен.
Эхнатон отыскал Мерит в Большом зале и велел ей сообщить Нефертити эту новость. Сам он был для этого слишком труслив.
— Только непременно скажи ей, что никакой ребенок никогда не займет место Меритатон в моем сердце. Она — наше золотое дитя, дитя Атона.
Я посмотрела, как фараон повел своих девочек прочь. Своих обожаемых царевен. Дочерей, которые, как он верил, никогда не выступят против него, как мог бы выступить сын, как он сам выступил против своих брата и отца. «Если он думает, что девочки не бывают хитроумны, значит, он ничего в них не смыслит», — подумала я.
Мерит посмотрела на меня, закипая от негодования.
— И как я должна говорить ей об этом?
Мы подошли к дверям Зала приемов.
— Просто скажи, да и все. Нефертити сама это предсказывала, так что это не должно стать для нее неожиданностью.
В зале Нахтмин играл в сенет с моей матерью. На помосте сидели отец с Нефертити, наклонившись друг к другу; в кои-то веки сестру не окружала толпа придворных дам. Они все отправились посмотреть, как Эхнатон ездит на колеснице.
— А ты решила остаться? — удивилась я.
— Мне не до Арены! — огрызнулась Нефертити. — Он может кататься, когда захочет, а мне нужно изучить чертежи стен. Если случится вторжение, мы окажемся беззащитны перед хеттами — но Эхнатона это не волнует… — Она оборвала фразу и внимательно взглянула на нас с Мерит. — Что вы хотели?
Я кивнула Мерит. Отец положил свиток с чертежами на колени.
— Ваше величество, — начала Мерит, — у меня для вас известия, которые вас не обрадуют. — И она, стремясь побыстрее отделаться от неприятного поручения, выпалила: — Говорят, что Кийя беременна.
Нефертити застыла. Молчание затянулось, и Мерит, почувствовав себя неловко, продолжила:
— Ваше величество, это у нее всего лишь второй ребенок. А у вас есть шесть царевен, и Эхнатон пожелал, чтобы я сказала вам…
Нефертити швырнула свитки на пол и встала.
— Мой муж послал тебя сообщить мне об этом? — пронзительно взвизгнула она.
Отец поспешно встал рядом с ней.
— Нам следует поторопиться, — сказал он. — Нужно показать всему Египту, что фараон намерен впоследствии передать бразды правления не Небнеферу, а Меритатон.
Что-то невысказанное промелькнуло между ними, и я спросила:
— Но как?
На мой вопрос никто не ответил.
— Как вы можете это показать?
Глаза Нефертити как-то странно заблестели.
— Так, как это никогда еще не делалось, — ответила она.
Эхнатон объявил дурбар, торжественный прием в честь Нефертити. Это празднество было посвящено их совместному правлению, и ревнивая жена тут же превратилась в торжествующую царицу. Нефертити ничего более не говорила про Кийю, а Нахтмин поинтересовался, насколько истощится казна Амарны из-за этого величайшего в истории дурбара.
