Уинстон Грэхем - Корделия
Они упорно протискивались сквозь толпу. Корделии было в диковинку видеть столько людей сразу. Босоногие мальчишки; иностранцы в длинных, свободного покроя пальто; размалеванные женщины; молодые девушки парочками, с крашеными желтыми волосами; элегантная театральная публика; завсегдатаи пивных; официанты; старики… Запахи, шум, суета большого города… Все это угнетало Корделию, и она обрадовалась, когда они свернули в безлюдный переулок и вскоре вышли к ярко освещенному парадному. Театр был похож на старое "Варьете".
– Ну, вот мы и пришли, юная леди.
– Давайте зайдем как простые зрители, – предложила она. – Просто посмотрим представление. Оставим расспросы на потом.
"Неужели через каких-нибудь пять минут я увижу Стивена?"
Представление уже началось. Четыре девушки в черном трико и черных юбочках пели песенку о первой любви. Может быть, из-за того, что здесь не было балкона, помещение казалось меньше, уютнее; они сразу же окунулись в шум, духоту, потоки света. Вдоль одной стены тянулась стойка бара. Здесь было гораздо больше женщин, чем в подобных заведениях в Манчестере.
Им достался столик за колонной. Замечательно.
Дядя Прайди заметил:
– Мюзик-холл… Одно название. Кого может обмануть этот металлический лязг? Музыкой здесь и не пахнет, – он прислонил к столику трость и попросил официанта: – Нет ли у вас лимонада? У меня ишиас. И немного шерри для леди. Я его что-то не вижу, Корделия, а вы?
Она растерянно озиралась по сторонам. Интерьер показался ей довольно убогим. Драпировка потрепана; некоторые столики в винных пятнах. В зале было сильно накурено. Ведущий оказался толстяком с зычным голосом и лицом в багровых пятнах. За его столиком оставалось несколько свободных мест.
– Он не всегда выходил в зал, – объяснила Корделия. – Подождем немного.
Прайди приподнял брови.
Девушки упорхнули, и начался балет – гвоздь сегодняшней программы. Гибкий танцовщик в тигровой шкуре носился по подмосткам среди девушек в пачках, время от времени наскакивая на колдунью со светящимся жезлом.
Официант принес ужин и шерри для Корделии.
– Лимонада нет, сэр. Могу предложить имбирное пиво. Надеюсь, это вас устроит?
– Этот бифштекс недожарен, – проворчал Прайди. – Скажите, мистер Кроссли, Стивен Кроссли, все еще здесь управляющий?
– Да, сэр. Но если вы хотите пожаловаться на качество пищи…
– Я говорю о мистере Кроссли. Он сегодня здесь?
– Полагаю, он вот-вот появится, сэр. Вчера его не было, потому что он был в "Золотом руне". Может быть, вы захотите поговорить с мистером Уорбертоном?
– Мне не нужен мистер Уорбертон. Если мистер Кроссли придет, он заглянет в зал?
– Думаю, да. Он всегда так поступает, – официант сгибался и разгибался над их столиком.
Прайди вооружился ножом и вилкой.
– Секрет приготовления бифштекса, – брюзжал он, – заключается в том, что с ним нужно обращаться, как с проштрафившимся супругом – хорошенько колотить скалкой. Пожалеешь скалку – испортишь блюдо.
Балет подошел к концу. Добродетель восторжествовала. Это была новая и весьма популярная постановка. Ведущий тщетно пытался утихомирить расходившуюся публику.
– Взгляните, – с туго набитым ртом произнес Прайди, – до чего же люди нерационально используют свои способности. Эти фрески на стенах. Подделка под древние, выкопанные из земли в Египте. Хотите в греческом стиле – привезите из Греции. Зачем громоздить дешевые псевдохрустальные колонны, которые могут оттолкнуть любого здравомыслящего человека? Вы совсем не едите, юная леди? Не так давно у вас был отменный аппетит.
– Потому и не ем, – ответила она, но, конечно, дело было совсем не в этом.
– С тех пор, как мы вошли, вон тот тип в углу не спускает с вас глаз. Должно быть, он принял меня за старого сатира.
– Не обращайте внимания.
– Битый час крутит себе усы. Здесь их носят даже длиннее, чем у нас в Манчестере. У моего друга Уилберфорса самые длинные усы в Лондоне. Как солома, которой набивают матрасы, – Прайди помахал вилкой. – Позвольте вам сказать, у миссис Каудрей весьма жесткие матрасы. Оно, конечно, пустяки, просто мы избаловались у себя в Гроув-Холле. У Фредерика тяжелый характер, но надо отдать ему должное – он знает толк в хорошей мягкой постели.
Корделия положила ему на руку свою ладонь. В зал кое-кто вошел.
Она узнала Стивена сразу, как только увидела его макушку в сутолоке у входной двери. Он направлялся в зал. Что-то в посадке его головы, развороте плеч разбудило в ней прежние чувства и воспоминания; она, забыв про вуалетку, опустила голову, боясь быть узнанной прежде, чем будет готова без страха и смущения встретиться с ним.
Когда Корделия подняла глаза, он был уже в центре зала, рядом с высокой молодой женщиной в зеленом.
Прайди сказал:
– Не думайте обо мне, если решите подойти. Я доем ваш бифштекс.
Они сели рядом с ведущим. Тот радостно приветствовал босса и его спутницу. Официант отодвинул для них стулья. Ведущий наклонился и начал что-то говорить о танцовщиках, которые как раз исполняли шуточный танец. Принесли напитки. Официант дал Стивену закурить. Они с молодой женщиной принялись обсуждать меню – их головы почти соприкасались. Женщина в эффектном зеленом платье то и дело вскидывала голову, отбрасывая назад непокорные пряди. Должно быть, ей было лет двадцать восемь, тридцать.
– Он пополнел, – заметил Прайди. – Не может быть, чтобы от здешних бифштексов. Может, нам следовало заказать котлеты?
Иногда не обязательно слышать, чтобы понять, о чем говорят люди. Говорила в основном спутница Стивена – делала замечания о танцовщицах, декорациях, немного жестикулировала. Он слушал более чем внимательно. Корделии было знакомо это выражение.
– Та самая девушка, – сказал Прайди.
– Что вы имеете в виду?
– Она была с ним, когда мы встретились на улице.
– Много месяцев назад? Вы не упоминали.
– Не пришло в голову. Откуда мне было знать, что вас это интересует? Возможно, они просто друзья.
– Леди и джентльмены! – хриплым жизнерадостным голосом возвестил ведущий. – Леди и джентльмены! Мне выпала честь объявить вам, что по специальной заявке…
Девушка чокнулась со Стивеном и выпила вино. Во внезапно наступившей тишине послышался ее легкий, хрипловатый, слегка загадочный смех. Она повернулась, чтобы что-то сказать официанту, и Корделия смогла рассмотреть ее лицо. Молочно-белая кожа, высокие скулы, прямые черные брови; уголки чувственных губ слегка изогнуты книзу. Не красавица, но обворожительна. В ней есть что-то кошачье…
На сцену вышел человек в черном, с повязкой на одном глазу, и хриплым басом запел под аккомпанемент оркестра:
