Донна Гиллеспи - Несущая свет. Том 3
Когда наконец все опять расселись по местам, Марк Юлиан обратился к собравшимся, среди которых были Петроний, префект преторианской гвардии, сенаторы Сенеций и Герений, которому в решающий день предстояло выступить в Сенате и объявить Нерву Императором, Аполлония, хранительница гардероба Домиции Лонгины, представлявшая императрицу.
— Все ли ваши люди знают свои места и что им надлежит сделать по условленному сигналу? — спросил Марк Юлиан, обводя взглядом напряженные, серьезные лица.
В ответ все закивали головами. Взгляд Марка Юлиана задержался на Сенеции, сенаторе из старинного рода патрициев, который лишь недавно был посвящен в заговор. Постоянные житейские невзгоды, преследовавшие этого человека, оставили на его лбу глубокие складки. Казалось, что он наблюдал за другими с особым вниманием, слегка втянув верхнюю челюсть, как бы защищая ее. Этим он напоминал черепаху, наполовину укрывшуюся в своем панцире. Каждый чувствовал некоторую неловкость, но нервозность Сенеция была следствием страха скорее перед людьми, сидевшими рядом с ним, чем перед Домицианом.
«Должно быть, я ошибаюсь, — подумал Марк Юлиан. — Ведь этот безвредный старик уже более двадцати лет входит в число ближайших друзей Нервы».
— Аполлония, в роль, которую придется сыграть твоей хозяйке, внесены изменения, — сказал Марк Юлиан хранительнице гардероба, симпатичной женщине, имевшей весьма серьезную репутацию. — К сожалению с самого праздника Нептуна младшие камергеры проверяют теперь помещение спальни пять раз в день.
После долгих обсуждений на предыдущих встречах было решено убить Домициана в его собственной спальне.
— Ей придется следить за Каринием. В восьмом часу Кариний станет запирать служебные входы, и это послужит для нее сигналом. Она должна будет убрать меч из-под подушки. Только тогда, никак не раньше. Понятно?
— Моя госпожа с честью выполнит это поручение, — торжественно и гордо произнесла Аполлония.
Петроний вломился в их разговор, словно бык.
— Вы уверены, что он встанет в тот день? — спросил он, кивая на Нерву.
Петроний намеревался произнести свой вопрос тихо, чтобы его не услышал Нерва, но ему это не удалось. Его голос был создан, чтобы выкрикивать команды легионерам, марширующим на парадном плацу. Мускулистые плечи префекта преторианцев ссутулились — всю жизнь ему приходилось пригибаться под низкими сводами караульных помещений и тюрем. Характер у него был весьма вспыльчивый и никак не вязался с безобидной, моложавой внешностью. Краснощекий, с энергичными и в то же время незащищенными глазами, в которых не было ни малейшего намека на двусмысленность, с губами, по-юношески оттопыренными, он производил впечатление человека, привыкшего идти напролом, чтобы добиться своей цели.
— Наши дела пойдут неважно, если новый Император примет на себя это звание, лежа на спине, — сказал Петроний, высказав, наконец, то, что его больше всего тревожило. — По-моему, этот греческий шарлатан дает слишком много снадобья для человека в таком возрасте. Меня не удивит, если окажется, что Анаксагор вступил в сговор со сторонниками Императора. Посмотрите на него! Он лишился всех жизненных соков, которые больше не вернуться в это тело.
— Я болен, но я не глухой, — проговорил вдруг сенатор Нерва на удивление энергичным голосом. — И ты, Петроний, если хочешь остаться префектом преторианской гвардии после моего восшествия на трон, усвой приличные манеры.
Петроний, изумившись, нахмурил брови и замолчал. На лице Марка Юлиана появилась улыбка. Он наклонился и почтительно вытер платком слюну, струившуюся изо рта Нервы, а затем взялся за запястье, чтобы пощупать пульс.
— Полагаю, нам не стоит переживать за твое здоровье.
— Думаю, что ты прав, — брюзгливо отозвался Нерва. — Перестаньте зря терять время.
— Не падай духом! — подбодрил его Марк Юлиан. — Как только Анаксагор перестанет давать тебе свою отраву, через каких-то восемь дней ты перестанешь дразнить паромщика Харона. Ты окажешься живой и здоровый на вершине мира. Кажется, Домициан поверил в эту сказку. Возможно, это скрасит твои страдания. Теперь тебе необходимо отпустить на волю четверть твоих рабов, как обычно это делает умирающий.
— Ты прав. Это будет сделано завтра.
— Не лучше ли прикончить его в ванне, а не в спальных покоях? — предложил молодой Герений. — В этом случае нам не нужна помощь Домиции Лонгины. Скорее можно предсказать, какие выпадут кости, чем настроение этой женщины.
Аполлония выстрелила в него взглядом, полным ненависти.
— Это уже решено, — ответил Марк Юлиан со скрытым раздражением. — Все должно быть сделано в спальне — это помещение находится на значительном удалении от посторонних глаз и ушей, поэтому совершенное нам удастся сохранить в тайне немного дольше. Это очень важно, поскольку с того момента, как дело будет сделано, время будет работать против нас. Будем ли мы прокляты как преступники или нас осыплют цветами как освободителей — все зависит от того, сумеем ли мы привести Нерву к присяге и объявить его Императором прежде, чем разразится хаос. Нам нужно выиграть время. Чем позже узнают о смерти Домициана, тем лучше для нас, если мы хотим ограничить свободу действий тех, кто сохранит ему верность.
— Тебе, кажется, не очень-то беспокоит отсутствие вестей от сирийских легионов, — опять поддел его Герений.
— Придется выступить без их одобрения, — спокойно ответил Марк Юлиан. — Зато нас поддерживают все легионы на Рейне, а они куда ближе к Риму Когда на востоке увидят, у кого находится в руках власть, они капитулируют. Меня гораздо больше беспокоит наш собственный Сервилий со своими преторианцами. Он — настоящий фанатик. Домициан может на глазах у него насадить младенца на вертел, а Сервилий скажет, что это благородный поступок.
Марк Юлиан взглянул на Петрония.
— Тебе придется сдерживать его каким-то образом. Обязательно ли назначать его в Императорские покои в тот день?
— Пост Сервилия остается неизменным. Если перевести его на другое место, сразу возникнут подозрения.
— Тогда поставь его охранять спальню Домиции Лонгины. В этом переходе очень громкое эхо, и ему будет трудно определить, откуда раздаются крики, если он их услышит. А если он все-таки определит, ты должен будешь применить против него силу. Думаю, нет нужды напоминать, какие ужасы ждут нас, если мы не доведем дело до конца, и Домициану каким-то образом удастся выжить.
Марк Юлиан замолчал. Его тревожило поведение Сенеция, который беззвучно шевелил губами, словно разговаривал сам с собой. Продолжив разговор с Петронием, он не выпускал Сенеция из виду, машинально отметив его неровное дыхание и трясущиеся руки. Было заметно, что ему стоило большого труда сохранять внешнее спокойствие.
