Невероятный сезон - Ивз Розалин
На этот раз ей не потребовалось усилий, чтобы протолкнуться сквозь толпу, отделяющую ее от дверей. Беспокойство за кузину придало ей сил. К моменту, как она добралась до террасы, Грация уже исчезла. Но в какую сторону она пошла? От террасы отходили две изогнутые лестницы, заканчивающиеся по сторонам мощенной камнем площади. Сад простирался во всех направлениях, украшенный живыми изгородями и розовыми кустами.
Калли показалось, будто она заметила что-то розовое у высокой живой стены. Грация? Спустившись по лестнице, она позвала ее, но кузина не ответила.
Приглушенный звук рыданий донесся неподалеку. Калли побежала вдоль изгороди, та уходила по направлению к массивной каменной стене, но Калли не могла разглядеть, чем она заканчивалась. Она добралась до стены и вернулась обратно, напряженно прислушиваясь. С террасы донеслись голоса, и она услышала то, что, как подозревала, было не слишком скромным поведением какой-то пары, но рыдания стихли.
Раздвинув заросли, Калли, прищурившись, всмотрелась во тьму. Ей хотелось, чтобы фонари, которые ярко сверкали возле дома, горели и здесь. Она не могла разглядеть кузину. Может, лучше позволить Грации разобраться в своих чувствах и самой вернуться в дом? Если она ушла куда-то в глубь сада, это ее выбор, и она вернется, когда захочет.
Нет… Калли не могла поступить так. Будет неправильно позволить кузине бродить по саду одной, но, что более важно, нехорошо оставить ее в одиночестве, когда она так расстроена.
Калли прошла вдоль изгороди еще несколько шагов.
– Грация?
До нее донеслись легкие всхлипы. Было что-то печальное в этом звуке, в том, каким тихим он был, будто кто-то старался, чтобы его не услышали и не подняли на смех.
Сердце Калли сжалось. Она бы никому не позволила плакать в одиночестве.
Она вновь вгляделась в темноту. Казалось, звук доносился из-за кустарника, но трудно было сказать наверняка. Там. Калли почти не сомневалась, что видела розовый проблеск ткани. Что ж, если кузина смогла пробраться туда, то и она сможет.
– Я иду, Грация! – Расправив плечи, Калли протолкнулась сквозь живую изгородь, выбрав место, где ветви казались более редкими, и их было легче проломить.
Прутья царапали ей лицо и цеплялись за платье. Она вошла глубже и остановилась. Она не могла продраться дальше, пойманная будто в ловушку. Она застонала и попыталась ретироваться. Но крепко застряла. Ее рукав запутался так, что она не могла пошевелить плечом, и тонкие, полупрозрачные юбки оказались в крепком плену. Что-то острое вонзилось ей в зад.
Черт бы все это побрал.
– Грация! – позвала она громким полушепотом, не осмеливаясь кричать, чтобы кто-нибудь не нашел ее в столь затруднительном положении. – Грация!
Никакого ответа. Действительно ли она пряталась в этих зарослях, или Калли только показалось? Она попыталась высвободиться, но преуспела лишь в том, что еще крепче поймала себя в ловушку.
Калли выругалась – отборными словами, позаимствованными у брата Фредерика. Тетя Гармония упала бы в обморок, узнав, что племяннице знакомы такие выражения, не говоря уже о том, что она использует их.
Звук приближающихся шагов резко затих.
– Тут есть кто-то?
Калли застыла. Она не переживет, если ее найдут в столь унизительном положении.
Несколько долгих мгновений она не дышала, но затем порыв ветра пронесся сквозь живую изгородь, и веточки защекотали ей нос.
У нее вырвался оглушительный чих.
– Тут кто-то есть.
Прутья возле ее лица раздвинулись, и Калли обнаружила, что смотрит в широко распахнутые глаза Адама Хетербриджа, лунный свет отражался в его очках. Она вздохнула с облегчением, испытывая счастье оттого, что видит знакомое лицо, и готова была расцеловать его. Адам мог насмехаться над ее затруднительным положением, но никогда не выставил бы ее на позор перед лондонским обществом.
То есть на самом деле она не хотела его целовать. Просто у нее закружилась голова от благодарности.
Внезапно она вспомнила. Однажды в детстве она играла в прятки с Талией, Грацией, Фредериком и Адамом. Она так хорошо спряталась под большим цветущим кустом, что никто не мог ее найти. Но потом остальные отвлеклись на что-то – она не помнила, что именно – и забыли о ней. Именно Адам вспомнил первым, он раздвинул кусты, услышав ее плач, и обнаружил, что она дрожит вся в слезах, а затем помог ей выбраться и отнес домой на спине.
Несколько месяцев после она считала его самым замечательным человеком на свете. Но потом, конечно, они подружились с Талией, и Калли тихо отказалась от поклонения своему герою. Забавно… она почти забыла об этом.
– Калли? Что, черт возьми, ты тут делаешь?
Она вздохнула.
– Ищу Грацию.
– А Грация… прячется в живой изгороди? Это слишком даже для нее.
– Мне показалось, я ее видела. Но должно быть, ошиблась.
Адам начал осторожно распутывать ветви, пытаясь высвободить из них нежный шелк ее платья. Калли вздрогнула, услышав треск рвущейся ткани.
– И волосы запутались, – сказала она, после чего его руки в перчатках скользнули по ее шее к темным кудрям, высоко собранным на голове. Его пальцы нежно касались ее кожи, вызывая странный трепет. Несколько ловких движений, и ее голова была свободна.
После долгих минут работы, когда Адам отстранил от нее часть веток, она оказалась почти на свободе. Но что бы ни держало короткий пышный рукав платья, оно отказывалось поддаваться.
– Тебе придется потянуть, – сказал Адам. – Я буду отгибать ветви, насколько смогу.
Не без усилий Калли выбралась из живой изгороди. Никогда раньше она не была так счастлива стоять на мощеной дорожке и чувствовать, как неровные камни впиваются в грязные и исцарапанные подошвы туфель. Бедный рукав порвался и беспомощно свисал с плеча. Она надеялась, что горничная тети Гармонии сможет его починить.
Адам взял ее за руку, и она вновь поразилась его росту: она не доставала ему даже до плеча.
– Нам придется незаметно провести тебя назад в дом. Если доберешься до дамской комнаты, там могут найтись нитки и ножницы, чтобы подшить рукав. Я найду Талию, чтобы она принесла тебе накидку на случай, если платье нельзя будет починить.
Калли покачала головой.
– Рукав слишком порван, чтобы привести его в порядок за пару минут. – Она задумалась. – Вероятно, мне лучше вернуться домой. Не хочу, чтобы меня видели в таком виде.
– Тогда я найду твоих тетю и дядю и тихое место для тебя, где ты сможешь дождаться экипажа.
– Спасибо. – Калли попыталась улыбнуться Адаму, но ее губы дрожали. Она не будет плакать. Дрожь пробежала и по телу.
Адам сбросил фрак и протянул его Калли. В этот момент их прервало фырканье. Это было очень красноречивое фырканье, сумевшее передать и раздражение, и порицание. Адам в рубашке и жилете и Калли со свисавшим с плеча оторванным рукавом обернулись на звук. Веточка выпала из волос Калли и упала к ее ногам.
Ее полный ужаса взгляд остановился на потрясенном лице женщины, стоявшей перед ними в шелковом головном уборе, который предпочитают матроны. Миссис Драммонд-Баррел была не только одной из патронесс «Олмака», но, по слухам, и самой требовательной из них. Ее взгляд метнулся от растрепанных волос Калли к ее разорванному и помятому платью, а затем к рубашке Адама. Нетрудно было догадаться, к каким выводам пришла леди: Адам и Калли скандально целовались в саду.
– Прошу прощения, – ледяным тоном произнесла миссис Драммонд-Баррел. Она развернулась, ее длинные юбки зашуршали.
– О, господи, – пробормотал Адам.
Калли быстро заморгала. Их мог бы найти кто угодно, но… пропуск в «Олмак», который тетя Гармония добыла с таким трудом, наверняка будет аннулирован. И что скажут о ней? Об Адаме?
Правила диктовали, что молодая незамужняя девушка никогда не должна оставаться наедине с джентльменом – за исключением мест и обстоятельств, где они находились бы у всех на виду, например в парке или следуя в открытом экипаже. Это якобы предотвращало интимную близость до брака, и малейшее подозрение, что эти установления были нарушены, хотя бы одним недозволенным поцелуем, могло с позором отправить молодую женщину обратно в деревню, поскольку сплетни о ней разлетались со скоростью лесного пожара, и все двери для нее закрывались.
