Обезьяны в бизнесе. Как запускать проекты по лучшим стратегиям Кремниевой долины - Антонио Гарсиа Мартинес
И так продолжалось добрые пять минут. Одна из наиболее жизнеутверждающих цитат Марка Твена гласит: маленькие люди всегда будут умалять ваши амбиции, а великие люди будут вести себя так, что вы почувствуете себя великими. Мурти был, несомненно, маленьким человеком. Под конец его муштры мы уже все сомневались насчет того, что окажется лучшим решением всей нашей жизни. Мы строем вышли из его офиса со стеклянными стенами – вышли с опущенными плечами и поникшими головами.
За этим последовала неделя безостановочного терроризирования со стороны Adchemy. Мэтт и Аргирис решили залечь тихо и не вставать под пули – и у них для этого были причины. По статистике нашего хранилища данных МакИчен написал примерно половину всего кода из базы Adchemy. Как тот «сотрудник номер одиннадцать», он был архетипическим персонажем каждой команды по разработке продукта: волосатая горилла-эксперт, владеющий тайнами всех скриптов, которые только могли бы быть запущены в принципе, и ключами от всех шкафов, где были спрятаны наши технологические скелеты. МакИчен был человеком, стоящим за почти каждым продуктом, который компания когда-либо производила, – всем тем плохо продуманным, разобщенным, слепленным наобум функционалом, который лежал невостребованным и немонетизированным в виде сотен тысяч строк кода.
Как и все искусные обидчики, Мурти & Cо. чуяли слабость так же легко, как акулы чуют кровь в воде. Из нас троих МакИчен был наиболее зависим экономически: неработающая жена, двое детей, ипотека. У него было лучшее во всей компании чутье на инвестиции. МакИчена начали прорабатывать с позиции «страх и неуверенность», убеждая, что он просто выбрасывает все, что выстроил в Adchemy. Чтобы подсластить уговор, они выразили готовность подбросить еще немного акционерного капитала. Ни один из доводов не звучал убедительно, и МакИчен остался непоколебим.
Попытки уговорить меня остаться были относительно недолги и состояли в основном из одного неприятного разговора с новым вице-президентом инженерного отдела, Чендером Сарна.
Чендер недавно перешел из компании Friendster, где, по его словам, сумел предотвратить техническую катастрофу, возникшую в результате масштабирования. С собой Чендер привел группу инженеров из умирающей социальной сети, ставшую ядром его персональной мафиозной группировки. Его стиль управления строился в первую очередь на запугивании. Он одевался в плохо подогнанные рубашки поло из полиэстера в цветовой гамме поздних семидесятых и был похож на усталых рикш перед Коннот-Плейс в Дели, которые обирают вас на лишние сто рупий, чтобы проехать по улице до Пахаргинджа.
Меня попросили явиться в офис, я уселся перед его столом. Этим безоблачным днем яркое солнце Южного залива щедро лило свои лучи в панорамное окно.
– Можем ли мы вам предложить что-то в плане компенсации, Антонио? – спросил Чендер со своим сильным индийским акцентом.
– Точно нет.
– Почему вы хотите уйти? – спросил он с озабоченным видом, симулировавшим почти отеческий интерес.
Мой главный грех, как обычно, состоял в том, чтобы выдавать правду без прикрас.
– Потому что у нас нет продуктов. Нет клиентов. Ни один клиент не платит за продукты, которые Adchemy произвела самостоятельно.
Чендер взлетел из-за стола.
– Естественно, у нас есть клиенты, которые платят, – сказал он, неистово тыча в слайд PowerPoint на мониторе, усыпанный логотипами. Эти слайды были частью ежеквартальной кампании Мурти по подъему бодрости духа. – Как вы можете такое говорить, – прошипел он, брызжа слюной. Я держал рот на замке и смотрел мимо Чендера в окно на Фостер Сити и мост Сан-Матео.
– Хотелось бы попробовать вести свое дело, – зашел я с другой, менее противоречивой стороны.
– Но смотрите, вы же ничего не понимаете в создании стартапов, – и дальше пошла болтовня о том, какие мы невежи и неофиты.
В финале он сделал шаг мне навстречу:
– Что касается МакИчена, то у него были кое-какие проблемы, но мы постарались поработать над тем, как их уладить…
МакИчен и Чендер совершенно не понимали друг друга. Добродушная искренность и тотальная преданность непредвзятой технической правде МакИчена серьезно конфликтовала с любовью Чендера к контролю и власти. МакИчен относился ко всем, от стажеров до главных инженеров, одинаково честно и открыто, превалировали у него только логика или конкретные данные. Чендер же требовал, чтобы мы относились к нему с тем же глубоким пиететом, что и прусские войска к своему генералу – а сам преданно приспешничал Мурти. Благодаря Чендеру компания уже потеряла очень способного главу отдела аналитики. Вскоре за ним последуют и другие.
Когда он перестал лаять на меня в попытке обескуражить, мы еще несколько неловких секунд таращились друг на друга. Он резко вскинул руку, указывая на то, что я могу идти. Этот трясущийся человечек даже не встал, когда я уходил.
Об этой сцене доложили Мурти. На протяжении следующих нескольких дней руководство тщательно старалось не допускать меня на встречи и держать подальше от команд, работающих над продуктами. Могу предположить, они испугались, что я буду пропагандировать теорию об отсутствии у компании продуктов. В кои-то веки я хранил молчание.
После напряженной недели все закончилось (кроме криков). Мурти и Чендер попробовали надавить на МакИчена и на меня, и это привело к нулевому результату. Через несколько дней нас здесь не будет.
Аргирис, к сожалению, так легко не отделался бы. Мурти, как часто случалось на многих разваливающихся стартапах, пытался вытащить проект за счет очередного большого продукта – и, делая крупные ставки одну за другой, обещал, что перед Adchemy откроются новые перспективы («На этот раз все будет по-другому»). Работа Аргириса имела абсолютно ключевое значение для этой стратегии по спасению компании, и его уход означал бы отмену крупной ставки или перенос ее на более поздний срок. В качестве последней мошеннической попытки удержать сотрудника в Adchemy решились использовать один критический нюанс: у Аргириса не было американского гражданства.
Визовая система для иммигрантов в Америке равносильна скрепленному договором рабству, разновидности принудительного отбывания трудовой повинности. История этого средневекового института в Соединенных Штатах довольно длинная. До Американской революции половина европейских иммигрантов в британские колонии прибывала в качестве кабальной прислуги. Бедные дети или молодежь, не имея перспектив в Европе, продавали годы своего труда в обмен на переезд в Америку. По ту сторону океана работодатели покупали этих индивидов у привезших их капитанов. Затем их отдавали в услужение или обучали ремеслам. Слуг можно было продавать и покупать, как рабов. Как и при рабстве, слуги подвергались физическому наказанию, в том числе порке, они не могли заключить брак без разрешения, их контракты предусматривали принудительное исполнение, беглых слуг ловили и возвращали. Если служанка была беременна, ее контракт продлевался, чтобы компенсировать потерянное от работы время. По окончании контракта слуги получали свои «увольнительные по случаю освобождения» (небольшую сумму наличных) и отправлялись пытать удачу на родину.
В Кремниевой долине немногое поменялось.
У высококвалифицированных сотрудников технологической индустрии есть, по сути, один способ въезда в США: знаменитая виза Н-1В. Этот билет в американскую мечту выдается в небольшом ограниченном количестве ежегодно нескольким десяткам тысяч иностранцев. Н-1В позволяет иностранцам оставаться в стране на срок от трех до шести лет, чтобы проявить себя и впоследствии подать заявку на постоянное проживание (в просторечии известное как «зеленая карта»).
Как и господам, покупавшим в старину
