Думай как стоик. Философия, которая позволит вернуть контроль над собственным разумом - Эндрю МакКоннел
Вместо того чтобы попытаться отыскать правду, которая помогла бы мне вовремя осознать ограничения моего стартапа до того, как я потратил на него годы и огромные суммы, я желал только доказать свою правоту.
Я хотел выиграть спор, а не получить лучший ответ. Это мешало мне учиться и тем самым ограничивало возможности и то, что я мог дать своей компании. Я тратил время ища доказательства своей правоты, а не доказательства того, что мог ошибаться. Даже когда люди делали все возможное, чтобы преподнести мне последнее на блюдечке с голубой каемочкой. В конце концов выяснилось, что моя первоначальная идея была весьма неплохой. Это действительно могло работать. Просто она оказалась не такой уж невероятной, как я полагал.
Прислушиваться к критикам – то есть действительно слушать и слышать то, что они говорят, – вовсе не значит, что я принимаю каждое утверждение как истину и теряю веру в себя.
Это также не значит, что, слушая их, я бездумно позволяю им завладеть моим разумом.
Я предпочитаю другой вариант. Будучи хозяином своего разума, только я решаю, когда и кому позволять проникать в него. Тщательно выбирая своих «ментальных визитеров», я могу расширять умственные границы, учась и увеличивая свой потенциал.
Если бы я с большей охотой взаимодействовал с критиками и учился тому, что они предлагали, я мог бы найти лучшее решение для своего стартапа, пока не стало слишком поздно. Это касается и моего разговора с Китом, однако правда заключается в том, что таких разговоров у меня было множество. Если бы я уделил больше внимания тому, что пытались донести до меня мои критики, возможно, я бы реальнее оценил собственные границы и границы моей компании и понял бы, что они отличаются от тех, что я себе представлял.
Быть может, вместо того чтобы так усердно доказывать, что критики ошибаются, я мог бы сосредоточить свое время и разум на том, что помогло бы мне достичь лучших результатов.
Очень хорошо, тогда я противоречу сам себе (я велик, я вмещаю множество)
Я не одинок в своей кажущейся аллергии на критику. На самом деле это явление настолько распространено, что у него даже есть название – «предвзятость подтверждения». Wikipedia определяет предвзятость подтверждения как «тенденцию человека искать и интерпретировать такую информацию или отдавать предпочтение такой информации, которая согласуется с его точкой зрения, убеждением или гипотезой».
Задумайтесь над этим: когда вы вступаете в спор с кем-то и хотите доказать свою правоту, как выглядит ваш поиск в Google? Является ли он действительно непредвзятым, направленным на поиск истины или он нацелен на охоту за доказательствами, которые поддержат вашу точку зрения, чтобы вы могли «победить» в споре?
Но что такое «победа» в этом контексте? В разговоре с критиком, что именно вы можете назвать победой? Если вы действительно не правы и человек, пытающийся помочь вам это увидеть, сдается, кто в конечном счете больше всего проигрывает в этой схватке? Последовательность и постоянство мы зачастую ценим больше, чем правду. У нас есть врожденный страх показаться теми, кто «переобувается в прыжке». Мы даже видели, как этот ярлык обрекает на гибель начинающих политиков.
Стоики бы с этим поспорили и предложили бы придерживаться подхода, который отдает предпочтение истине, а не постоянству. Постоянство бесполезно и даже вредно, если вы без конца ошибаетесь.
Упрямо настаивать на том, чтобы оставаться постоянным, даже когда вам предъявляются доказательства вашей неправоты, – значит позволить ошибочному мышлению завладеть вашим разумом.
Это не просто теория. Это может иметь и часто имеет реальную человеческую цену: только подумайте, сколько материнских жизней было потеряно напрасно из-за того, что в течение многих лет врачи отказывались признать, что их немытые руки виноваты в высокой смертности рожениц, даже когда были представлены доказательства. Единственный способ исправить такие ошибки – быть открытым для критики, исходящей от кого-то другого или от себя. Как известно, экономист Джон Мейнард Кейнс сказал, когда его обвинили в «переобувании»: «Когда моя информация меняется, я меняю свое мнение. А что вы делаете?»
* * *
Один из невероятных примеров «переобувания» перед лицом истины продемонстрировал судья Верховного суда Джон Маршалл Харлан. Судья Харлан, пожалуй, наиболее известен тем, что был единственным несогласным в деле Плесси против Фергюсона в 1896 году. Напомним, что решение Плесси создало доктрину «раздельных, но равных» рас, которая будет отравлять американское общество и закрепит сегрегацию на еще более чем полвека после выноса вердикта.
Неудивительно, что данное постановление, наряду с решением Дреда Скотта от 1857 года, поддержавшее рабство даже в свободных штатах, неизменно входит в список худших решений Верховного суда всех времен.
В отличие от своих коллег, считавших «белую расу… доминирующей расой», судья Харлан заявил, что «с точки зрения Конституции, с точки зрения закона в Америке нет высшего, господствующего, правящего класса граждан. В Америке нет каст. Наша Конституция не различает цветов, не знает и не терпит классов среди граждан. В отношении гражданских прав все граждане равны перед законом». С точки зрения современности его заявление кажется не только очевидным и справедливым, но и единственно нравственно правильным в данной ситуации. И все же более примечательным, чем сама правота судьи Харлана на фоне неправоты всех остальных его коллег, кажется тот путь, который нужно было пройти правосудию, чтобы такое решение было принято.
Видите ли, Джон Маршалл Харлан был кентуккийцем из семьи рабовладельцев и защитников рабства. В годы, предшествовавшие решению Плесси, он выступал не только за «превосходство белой расы», но и за законность и мораль рабства. Но когда судья Харлан стал свидетелем жестоких нападений на афроамериканцев во время Реконструкции Юга[11], он изменился и вырос как личность.
Имея за плечами больше лет, опыта и мудрости, судья Харлан сказал: «Я прожил достаточно долго, чтобы прийти к пониманию и заявить, что… самым великим деспотизмом, когда-либо существовавшим на земле, был институт африканского рабства… С рабством людям дано было лишь два пути: смерть или дань… Рабство не знало компромиссов, не терпело середины. Я счастлив,
