Смерть в большом городе: Почему мы так боимся умереть и как с этим жить - Мария Рамзаева
Уже невозможно было закрываться от смерти, и во второй половине XX – начале XXI в. стремительно возрастает интерес к ранее запретной теме. Люди начинают выступать за нормализацию смерти, за открытый разговор о ней как о важной части жизни. Они объединяются в смерть-позитивные движения, записывают блоги об умирании, открывают музеи и выставки, посвященные смерти.
Помимо основного – права человека говорить о смерти – смерть-позитивные движения выступают за право человека умереть так, как он хочет, на своих условиях, с максимально возможным комфортом и достоинством. Для этого они предлагают людям заранее задуматься о смерти, понять, как хотелось бы провести свои последние дни, разработать план похорон. Современные люди забыли многие традиционные ритуалы, и им предлагается придумать другие, имеющие смысл для них самих. Появляются новые способы провести похороны, включая разные варианты погребения, их можно сделать индивидуальными и даже с заботой о природе.
Подобный подход к смерти пока еще рассчитан в большей степени на будущее и не распространен повсеместно, но для тех, кто по-настоящему захочет устроить себе смерть на своих условиях, есть множество уже существующих вариантов.
Глава 2
Психология смерти
Елена Фоер
Вступление
Был холодный вечер конца ноября, я вела одну из первых своих сессий как психолог. Ко мне пришла клиентка с депрессией и рассказала о том, с какими мучительными симптомами сталкивается. Пока она говорила, где-то в затылке у меня звенела мысль: «Тебе придется спросить ее, думает ли она о суициде».
Это одно из первых правил, которые преподали нам в университете на курсе клинической психологии: у людей с депрессивной симптоматикой нужно спрашивать вначале о том, наносят ли они себе травмы, потом – думают ли о самоубийстве. Это обязательно, даже если кажется, что можно обойтись.
Я люблю следовать правилам, но здесь вдруг столкнулась с глухой стеной внутри себя. Как можно спросить человека, которого видишь впервые, о чем-то подобном? Я уже знала к тому моменту, что вопрос сам по себе не станет триггером к мыслям о суициде, что он не навредит. Но просто произнести эти слова, спросить человека, не планировал ли он покончить с собой, было очень тяжело.
Будучи также сексологом, я спокойно спрашиваю людей о том, как обстоят дела с эрекцией, как часто они мастурбируют и разглядывали ли в зеркало свои половые органы. Я спрашиваю об этом так легко, что даже самые стеснительные клиенты, чувствуя эту легкость, находят в себе смелость ответить. Тем тяжелым ноябрьским вечером я осознала, что вопрос о смерти кажется чем-то более личным, более интимным, чем все касающееся сексологии, о чем я могу спросить.
Когда клиентка закончила свой монолог, я все же нашла в себе силы проскрипеть вопрос, не задумывалась ли она о смерти. Оказалось, что нет. Я выдохнула.
За время, прошедшее с того случая, мне еще много раз приходилось задавать клиентам вопрос о суицидальных мыслях – с каждым разом делать это становилось проще. Сейчас, когда я много работаю с клиентами, предрасположенными к суициду, я задаю его почти не задумываясь. А клиенты, у которых не было подобных мыслей, почти всегда запинаются перед ответом – им непросто слышать подобный вопрос.
Это лишь одна из граней темы смерти – темы, с которой мне приходится сталкиваться в своем кабинете: я работаю с проживанием горя после потери близких, с травмами прошлого, когда потеря была давным-давно, но боль от нее так и не прошла, с гнетущими мыслями о собственной смертности. Я постоянно сталкиваюсь с тем, какой сложной, табуированной, регламентированной темой в нашем обществе является смерть. О ней сложно говорить и с психологом, и с близкими людьми; есть «нормативы горевания», выпадая из которых люди испытывают стыд и вину. Мысли о смерти зачастую сопутствуют психологической травме.
В этой главе я хочу рассказать, что психологи думают о смерти и что они делают, когда к ним обращаются люди, так или иначе ощущающие близость смерти.
Для начала я изложу теорию: расскажу, что пишут о смерти в научных статьях, эссе и книгах академические психологи, философы, врачи, биологи и другие исследователи, на чьих трудах основаны главные психологические школы современности.
В практической части речь пойдет о том, как психологи, использующие разные подходы, работают с основными клиентскими запросами, связанными со смертью: с риском самоубийства, переживанием утраты, психологической травмой как результатом потери близкого, сопровождением человека с неизлечимым заболеванием, а также с экзистенциальной болью от осознания собственной смертности.
Последняя часть, которую я напишу, будет еще более практической: в ней я расскажу, как надо выбирать психолога для работы, а как не надо и как самостоятельно работать с осознанием собственной смертности или утраты близкого.
Мне, как и всем прочим, тяжело давался собственный опыт столкновений с темой смерти, это были мрачные эпизоды моей жизни. Именно поэтому мне важно написать все это. Превращая собственный опыт в мотивацию для движения вперед, например в создание книги, мы придаем этому опыту смысл. А смысл – одно из ключевых понятий, когда речь идет о смерти и нашей жизни до нее.
В поисках смерти
Когда мне было 18, я после занятий в университете работала секретаршей. Однажды, собираясь на обед, я получила SMS от сестры моей близкой подруги Маши. В нем было написано, что Маша погибла, разбилась на машине, что похороны в субботу и чтобы я рассказала об этом остальным ее друзьям, которых знаю. Я не помню никаких эмоций – их просто не было, лишь зияющая пустота там, где они должны быть.
Я звонила нашим общим друзьям, и раз за разом сценарий повторялся: я говорила, что случилось с Машей, рассказывала, когда будут похороны. Первой реакцией было неверие: как это может быть реальным? А потом слезы. Все наши друзья начинали плакать примерно через минуту. Я говорила спокойным голосом, но с ощущением, что меня нет, что я не понимаю, что значит «умерла» (но я понимала).
Я до сих пор легко узна́ю тот кусок кладки безымянного, ничем не примечательного дома, у которого я стояла, когда звонила (я смотрела на него и могу вспомнить, как он выглядит, в любой момент, по желанию). Единственным, что меня беспокоило, было то, что я не плачу. Почему я не плачу? Мы были близкими подругами, Маша была дорога мне, теперь ее нет, и… ничего, пустота в голове.
История продолжилась на похоронах, но там я вдобавок ненавидела себя за «черствость» и считала, что мне надо притворяться, чтобы не выглядеть бездушной. Все мои мысли, пока я провожала подругу в последний путь, крутились вокруг того, как бы никто не заметил, что я ничего не чувствую.
В 18 я понятия не имела, что психологическая защита изолирует меня от собственных эмоций, что я, в силу тяжелого детства, всю жизнь избегала чувствовать то, что могло разорвать в клочья мой внутренний мир. Что я пройду долгий путь, прежде чем смогу плакать, когда происходит что-то грустное и болезненное. В 18 я не знала ничего из этого, я не знала даже того, что горевать можно по-разному. Сейчас я задумываюсь: многие ли из нас в принципе это знают? Как много мы вообще знаем о смерти и собственных реакциях на нее?
С одной стороны, смерть волнует людей столько времени, сколько человечество осознаёт себя и конечность жизни. С другой – она многие годы была табуированной темой для исследователей, по-настоящему изучать ее начали только к середине XX в. Из всех психологических вопросов наши отношения со смертью, пожалуй, один из наименее популярных – даже там, где психологи-исследователи уже изучили механизмы горевания или восприятия собственной грядущей смерти.
Мы живем в обществе, где есть табу на тему смерти, – неудивительно, что мы так мало знаем о наших собственных отношениях с ней. При этом сложно не думать о том, как бы изменили нашу жизнь более «близкие» отношения со смертью, знай мы о том, какие законы психики управляют нашими реакциями в этой области. Я уверена, что мне в 18 было бы легче, скажи мне кто-то, что мои чувства нормальны для контекста, в котором
