Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
График 12.4
Соотношение между капиталом и доходом в мире в 1870–2100 годах.
ордината: Стоимость частного капитала (в % к мировому доходу).
Примечание. Согласно основному сценарию, к концу XXI века соотношение между капиталом и доходом в мировом масштабе может приблизиться к 700 %.
Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
Конечно, можно представить сценарии, намного менее сбалансированные, чем основной. Однако необходимо подчеркнуть тот факт, что силы расхождения гораздо менее очевидны, чем в случае фондов нефтедобывающих стран, которые опираются на богатство, совершенно не пропорциональное нуждам населения, им владеющего (тем более что население этих стран иногда невелико); это приводит к логике бесконечного накопления, в результате которой неравенство, выраженное формулой r> g, может превратиться в постоянное расхождение распределения капитала в мировом масштабе. Таким образом, нефтяная рента может в определенном смысле позволить купить остальную планету и затем жить на ренту с соответствующего капитала[472].
График 12.5
Распределение мирового капитала в 1870–2100 годах
ордината: Стоимость частного капитала (в % к мировому доходу).
Примечание. Согласно основному сценарию, в XXI веке азиатские страны будут владеть примерно половиной мирового капитала.
Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
В случае Китая, Индии и других развивающихся стран дело обстоит совершенно иначе: население этих стран значительно, а его потребности далеко не удовлетворены как в том, что касается потребления, так и в области инвестиций. Конечно, можно представить сценарии, в которых норма сбережений в Китае будет постоянно находиться на более высоком уровне, чем в Европе или в Америке, например, потому, что Китай сделает выбор в пользу пенсионной системы, полностью основанной на принципах капитализации, а не распределения, что может быть весьма привлекательным при режиме слабого роста (и еще более привлекательным при отрицательном демографическом росте)[473]. Например, если Китай будет сберегать 20 % своего национального дохода до 2100 года, тогда как Европа и Америка будут сберегать всего 10 %, то значительная часть Старого континента и Нового мира к концу столетия будет принадлежать гигантским китайским пенсионным фондам[474]. Это возможно с точки зрения логики, но маловероятно, во-первых, потому, что китайские наемные работники и китайское общество в целом, безусловно, предпочтут, чтобы значительная часть государственной пенсионной системы была распределительной (как в Европе и Америке), а во-вторых, по политическим причинам, которые были изложены, когда речь шла о фондах нефтедобывающих стран, и которые относятся и к китайским пенсионным фондам.
Международное расхождение, олигархическое расхождение.
В любом случае угроза расхождения в международном масштабе, связанная с тем, что Китай (или нефтедобывающие страны) будет постепенно завладевать богатыми странами, представляется намного менее вероятной и опасной, чем расхождение олигархического типа, т. е. такой процесс, при котором богатые страны окажутся в собственности их же миллиардеров или при котором все страны в целом — в том числе Китай и нефтедобывающие страны — будут все больше принадлежать миллиардерам и мультимиллионерам планеты. Как мы видели выше, эта тенденция уже обозначилась. В условиях прогнозируемого снижения темпов мирового роста и все более мощной конкуренции за привлечение капиталов все указывает на то, что неравенство, выраженное формулой r > g, в наступившем столетии будет сильным. Если добавить к этому неравенство в доходности капитала, которое предопределяется размерами начального капитала и может усилиться ввиду все возрастающей сложности глобализированных финансовых рынков, то мы получим сочетание всех необходимых элементов для того, чтобы доля мирового капитала, принадлежащая верхней центили и верхней тысячной части в имущественной иерархии планеты, достигла невиданных прежде масштабов. Конечно, трудно сказать, какими темпами будет расти это расхождение. Однако в любом случае риск олигархического расхождения представляется намного более значимым, чем риск расхождения между странами[475].
Особенно следует подчеркнуть тот факт, что страх оказаться в собственности Китая в сегодняшних условиях не более чем фантазия. На самом деле богатые страны намного богаче, чем иногда думают. В начале 2010-х годов стоимость совокупности очищенных от всех долгов недвижимых и финансовых активов, которые принадлежат европейским домохозяйствам, составляет около 70 триллионов евро. Для сравнения: все активы, которыми владеют различные китайские суверенные фонды и Народный банк Китая, стоят около трех триллионов евро, т. е. более чем в 20 раз меньше[476]. Богатые страны далеки от того, чтобы оказаться в собственности бедных стран; сначала последние должны разбогатеть, а на это потребуются десятилетия.
Откуда тогда берется этот страх, это ощущение экспроприации, отчасти иррациональное? Безусловно, он объясняется универсальной тенденцией искать вовне виновных во внутренних трудностях. Например, во Франции иногда считают, что богатые покупатели из-за рубежа повинны во взлете цен на парижскую недвижимость. Однако если мы детально исследуем эволюцию сделок в зависимости от национальности покупателя и от вида квартиры, то обнаружится, что увеличением числа иностранных (или проживающих за рубежом) покупателей обусловлено 3 % повышения цен. Иными словами, на сегодняшний день очень высокий уровень капитализации в сфере недвижимости на 97 % объясняется тем фактом, что есть достаточное количество французских и проживающих во Франции покупателей, которые достаточно состоятельны для того, чтобы поддерживать такой рост[477].
Мне кажется, что ощущение экспроприации объясняется в первую очередь тем, что имущество в богатых странах сильно сконцентрировано (для значительной части населения капитал — лишь абстракция) и что процесс политического обособления крупнейших состояний уже начался. Для большинства населения богатых стран, в том числе в Европе в целом и во Франции, мысль о том, что капитал, принадлежащий европейским домохозяйствам, в 20 раз превышает китайские финансовые резервы, представляется довольно абстрактной в том смысле, что речь идет о частном имуществе, а не о суверенных фондах, которые обладают высокой ликвидностью и могут быть использованы, например, для спасения Греции, как любезно предлагал Китай в последние годы. Тем не менее эти европейские частные состояния вполне реальны, и если правительства стран Европейского союза приняли бы соответствующее решение, то их можно было бы привлечь к решению финансовых проблем. Факт, однако, заключается в том, что правительству одной страны трудно в одиночку регулировать или облагать налогами состояния и доходы с них. Именно это ощущение утраты демократического суверенитета обуславливает ощущение экспроприации, охватывающее богатые и прежде всего европейские страны, которые невелики по размерам и конкурируют друг с другом за привлечение капиталов, что только усугубляет текущие процессы. Сильный рост валовых финансовых позиций между странами (каждая из них все больше и больше принадлежит соседям), который мы проанализировали в пятой главе, также вносит свой вклад в эту эволюцию и усиливает ощущение собственного бессилия.
