Томас Пикетти - Капитал в XXI веке
Возможно, наибольшее беспокойство вызывает то, что подобную аргументацию приходится слышать в самых богатых обществах, где доводы Остин о необходимости и достоинстве звучат не так часто. В Соединенных Штатах в 2000-2010-е годы такими аргументами пытаются оправдать заоблачные вознаграждения топ-менеджеров (в 50, 100 или даже больше раз превышающие средний доход): акцент делается на том, что если бы не было таких зарплат, то лишь наследники могли бы достичь настоящего благосостояния, что было бы несправедливо. В конечном счете доходы в размере нескольких миллионов или десятков миллионов евро, выплачиваемые топ-менеджерам, ведут к большей социальной справедливости[410]. Здесь видно, как постепенно создаются условия для установления еще более откровенного неравенства, чем в прошлом.
В будущем вполне может оказаться, что будут сочетаться друг с другом и возвращение очень сильного неравенства в наследственном капитале, и огромное неравенство в зарплатах, которое будет оправдываться соображениями достоинства и производительности (которые, как мы видели, на самом деле зиждутся на очень слабой фактической основе). Меритократический экстремизм тем самым может привести к гонке преследования между топ-менеджерами и рантье, а проигравшими будут все те, кто не относится ни к первым, ни ко вторым.
Также стоит отметить, что меритократические убеждения в обосновании неравенства в современном обществе играют роль не только на вершине иерархии, но и касаются диспропорций между низшими и средними классами. В конце 1980-х годов Мишель Ламон подробно опросил несколько сотен представителей «высшего среднего класса» в крупных (Нью-Йорк и Париж) и в средних (Индианаполис и Клермон-Ферран) городах Соединенных Штатов и Франции. Он спрашивал их о жизненном пути и о том, как они воспринимают свою социальную идентичность, свое место в обществе и свое отличие от других групп населения и от низших классов. Один из главных его выводов заключался в том, что в обеих странах «образованная элита» настаивала прежде всего на своих достоинствах и личных нравственных качествах, к числу которых они относили строгость, терпение, труд, усилия и т. д. (а также терпимость, любезность и т. д.)[411]. Герои Остин и Бальзака не сочли бы нужным так описывать свои личные качества по сравнению с характером своих слуг (которые, впрочем, даже не упоминаются).
Общество мелких рантье. Вернемся к сегодняшнему миру, а точнее — к Франции 2010-х годов. По нашим расчетам, для поколений, родившихся в 1970-1980-х годах, наследство и дарения будут составлять около четверти от всех ресурсов (состоящих от наследств, дарений и трудовых доходов, взятых вместе), которыми они будут располагать в течение жизни. А значит, в том, что касается общего объема, для нынешних поколений наследство и дарения уже имеют такое же значение, как и для поколений девятнадцатого столетия (см. график 11.9). Следует также уточнить, что речь идет о прогнозах, соответствующих основному сценарию; если же будут выполнены условия альтернативного сценария (снижение роста, повышение очищенной от налогов доходности капитала), то для поколений XXI века на наследство и дарения будет приходиться более трети, а возможно, и четыре десятых ресурсов[412].
Однако тот факт, что общий объем наследства и дарений вернулся на уровень, на котором находился в прошлом, не означает, что он играет такую же социальную роль, как в прошлом. Как мы уже отмечали, следствием очень сильного снижения концентрации собственности (доля верхней центили практически уменьшилась втрое за одно столетие, сократившись с 60 % в 1910-е годы до всего 20 % в начале 2010-х годов) и становления имущественного среднего класса стало то, что сегодня очень крупных наследств намного меньше, чем в XIX веке или в Прекрасную эпоху. Так, приданое в размере 500 тысяч франков, которое отец Горио и Цезарь Бирото хотят передать своим дочерям и которое обеспечивает ежегодную ренту в 25 тысяч франков (что примерно в 50 раз превышало тогдашний средний доход, составлявший 500 франков на человека), в сегодняшнем мире соответствовало бы наследству стоимостью 30 миллионов евро, ежегодно обеспечивающему проценты, дивиденды и арендные платежи на сумму 1,5 миллиона евро (что в 50 раз больше среднего дохода, составляющего около 30 тысяч евро[413]). Такие наследства существуют, есть даже и более крупные; однако число их явно меньше, чем в XIX веке, несмотря на то что общий объем имущества и наследств практически вернулся на уровень прошлого.
Впрочем, сегодня никто не стал бы кичиться имуществом в размере 30 миллионов евро, как это делали герои Бальзака, Джейн Остин или Генри Джеймса. Из литературы исчезли не только очевидные денежные ориентиры после того, как их уничтожила инфляция: сами рантье покинули ее, а с их уходом обновилось и все социальное изображение неравенства. В современной литературе и кино неравенство между социальными группами предстает практически исключительно в виде диспропорций в труде, зарплате, квалификации. На смену обществу, зиждившемуся на имущественной иерархии, пришла структура, почти полностью основанная на иерархии труда и человеческого капитала. Например, не может не поражать тот факт, что во многих американских сериалах 2000-2010-х годов появляются герои и героини, увешанные дипломами и обладающие сверхспециализированными навыками. Для того чтобы лечить тяжелые заболевания («Доктор Хаус»), разгадывать полицейские загадки («Кости») и даже быть президентом США («Западное крыло»), лучше иметь в кармане несколько научных степеней, ну, или Нобелевскую премию. Во многих таких сериалах можно распознать гимн справедливому неравенству, основанному на достоинствах, образовании и социальной полезности элит. Тем не менее стоит отметить, что в последних постановках отражается неравенство, вызывающее больше беспокойства и носящее более выраженный имущественный характер.
В сериале «Схватка» показаны ужасные патроны, которые украли сотни миллионов евро у своих служащих и супруги которых, являясь еще большими эгоистками, чем мужья, собираются развестись, но оставить себе все Имущество вместе с бассейном. В третьем сезоне, на который создателей вдохновило дело Мэдоффа, дети финансового мошенника делают все ради того, чтобы удержать контроль над активами своего отца, скрытыми на острове Антигуа в Карибском море, и сохранить тем самым свой уровень жизни в будущем[414]. В сериале «Грязные мокрые деньги» мы даже видим, как бестолковые молодые наследники, малоодаренные и не очень добродетельные, бесстыдно проматывают семейное состояние. Однако это остается исключением, а сам факт жизни за счет имущества, накопленного в прошлом, почти всегда подается в негативном и даже позорном ключе. Тогда как в романах Остин и Бальзака он считается естественным — достаточно лишь, чтобы у их персонажей подлинные чувства имелись хотя бы в минимальном количестве.
