Росс Маккаммон - У них так принято. Как правильно пожимать руку, вовремя затыкаться, работать с м*даками и другие важные скиллы, которым вас никто никогда не учил

Росс Маккаммон

У них так принято. Как правильно пожимать руку, вовремя затыкаться, работать с м*даками и другие важные скиллы, которым вас никто никогда не учил

Ross McCammon

Works Well with Others

An Outsider’s Guide to Shaking Hands, Shutting Up, Handling Jerks and Other Crucial Skills in Business That No One Ever Teaches You

Издано с разрешения Synopsis Literary Agency

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс».

This edition published by arrangement with Levine Greenberg Rostan Literary Agency and Synopsis Literary Agency.

© Ross McCammon, 2015

© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2016

Эту книгу хорошо дополняют:

Важные годы

Мэг Джей

Не работайте с м*даками

Роберт Саттон

Сделай себя сам

Тина Силиг

Карьера для интровертов

Нэнси Энковиц

Глава 1

История «для затравки»

В понедельник 16 мая 2005 года я вернулся после обеда на рабочее место на втором этаже северо-западного крыла большого офисного здания в ничем не примечательном бизнес-центре в пригороде между Далласом и Форт-Уортом. Я был молодым главным редактором журнала Spirit, издания, которое выпускала авиакомпания Southwest Airlines. Мой обед состоял из большого сэндвича с курицей, съеденного в машине по пути в офис. Я был немного раздражен – как сэндвичем, так и работой в бортовом авиажурнале в пригороде Далласа.

На моем рабочем столе одиноко лежала записка, которую сложно было не заметить. На ней значилось незнакомое мне имя человека, название крупной медиакомпании, которую я знал, и нью-йоркский номер телефона.

И вот что удивительно. Название медиакомпании было Hearst[1]. Это огромный холдинг со штаб-квартирой в Нью-Йорке. Он издает много ведущих журналов не только в США, но и по всему миру. Корпорации принадлежат Cosmopolitan, Marie Claire, Good Housekeeping, Popular Mechanics, Esquire и многие другие.

Я, конечно, перезвонил. И вот что услышал.

– Я директор по персоналу компании Hearst Magazines. Ищу редактора журнала и хотел бы переговорить с вами.

Для меня эти слова прозвучали неожиданно. Ведь у меня была неплохая работа. Мой авиажурнал входил в число лучших из 9 или 10 авиажурналов в США. В 30 лет я был успешным человеком. Но как работник СМИ я плелся в хвосте списка лучших. Esquire был вершиной медиабизнеса, а я со своим Spirit скромно покуривал в сторонке.

Поэтому интерес директора по персоналу такого монстра, как Hearst Magazines, несколько удивил меня. Судя по всему, он недавно летел авиакомпанией Southwest Airlines из Филадельфии в Питтсбург (или наоборот), от нечего делать достал наш Spirit из кармана впереди стоящего кресла, полистал журнал и подумал, что он неплох.

В голове промелькнуло: «Вот это номер!» А потом: «Тут, видимо, какая-то ошибка». И дальше: «Тут наверняка какая-то ошибка».

Я почувствовал себя так, как всегда чувствую, когда на горизонте маячит какая-то перспектива: ощутил одновременно приятное головокружение и антипатию. (Один знакомый как-то спросил: «Почему запах бензина не нравится людям?» Перспектива для меня пахнет так же, как бензин: ее запах меня и приятно дурманит, и отталкивает.) Таким было мое состояние во время разговора с нью-йоркским директором. Примерно за 15 минут он задал мне множество выверенных прицельных вопросов о моем послужном списке и журнале. Окончание разговора было, как и положено в таких случаях, очень туманным. Все разговоры кадровиков похожи друг на друга налетом таинственности и недосказанности. Видимо, это неотъемлемая часть их работы.

Примерно через 20 минут я наконец умудрился задать свой вопрос:

– А о чем вообще речь?

Мысли роились в моей голове. За следующую секунду я не меньше 40 раз успел произнести про себя: «Скажите, что речь об Esquire».

– Есть работа в Esquire, – донеслось из трубки.

И тут же в силу своей патологической неспособности принять возможность позитивного события в своей карьере (ее я унаследовал от моих простых, тяжело пробивавшихся в жизни и часто испытывавших разочарование родителей и родственников из Техаса и Кентукки) я подумал, что тут кроется обман. Я впал в психологический ступор. Привлекательный запах перспективы превратился в невыносимую вонь. Я ввел в Google запрос «жульничество в сфере журнального бизнеса». Вся ситуация представилась мне чем-то похожей на сюжет известного фильма «Поменяться местами»[2]. Позвонивший мне парень – актер Дон Амичи, главный редактор – Ральф Беллами, а я – Эдди Мёрфи, раскатывающий вокруг на инвалидной доске и прикидывающийся безногим ради подаяния. Я почувствовал себя объектом розыгрыша (совсем как в телешоу Эштона Катчера «Подстава», которое, признаюсь, я смотрел тогда на канале MTV)[3].

Я помню, как, отвернувшись от трубки, пробормотал: «Сукины дети!» (Хотя вроде бы я такого не говорил.)

В тот момент, когда парень на другом конце провода произнес слово Esquire, я вспомнил, как он спросил меня: «В каком журнале корпорации Hearst вы хотели бы работать?» (Типичная уловка кадровиков: они хотят, чтобы вы либо проявили решимость, либо сдались.) Я произнес тогда Esquire таким тихим и умоляющим тоном, каким диккенсовский Оливер Твист обращался за добавкой: «Пожалуйста, сэр, я хочу еще немного картошки».

И вот, настроенный крайне скептически, я выпалил, как… взволнованный школьник:

– Правда?

– Вы могли бы приехать в Нью-Йорк в следующий понедельник? – спросил он.

Esquire был моим любимым журналом много лет. Я создавал свой нынешний авиажурнал по его образу и подобию. Я даже не мог мечтать о том, чтобы работать в Esquire.

«Все закончится полным провалом, – подумал я. – Если меня не отвергнут сразу после того, как главный редактор прочтет мое резюме и увидит, что я ходил в католическую церковь, то я провалю собеседование так, как никто еще собеседований не проваливал. Я пролью кофе на стол главного редактора. Я забуду надеть носки (уже годы спустя я узнал, что ходить без носков – признак высокого стиля среди звезд моды). Я ужасно произнесу аристократическое название Esquire. Совсем как Хавьер Бардем[4]. А потом без всяких объяснений помочусь в кадку с пальмой. Хуже того, я забуду, как кого зовут, буду тараторить и забуду пожать всем руки».

Такой самоуничижительный аутотренинг для меня – обычное дело. Я никогда не чувствую себя «соответствующим задаче». Я ощущаю себя «воюющим с задачей». Мне кажется, что она издевается надо мной, постоянно напоминая о том, что я вырос в пригороде Далласа, вдобавок не на той стороне улицы; что я играл в уличные игры, но никогда не участвовал ни в каких организованных соревнованиях; что у меня в школе были ужасные отметки; что в седьмом классе мне каждый день давал под зад мальчик, имени которого я не помню и который никогда не сказал мне ни слова; что моя мать-одиночка, которая одна воспитывала меня с трех месяцев, вытащила меня из опасной, как она считала, государственной школы, где какой-то глухонемой безнаказанно избил меня, и сунула в малюсенькую частную католическую школу просто потому, что она была близко от нашего дома; что мои тамошние учителя постоянно молились за меня, потому что я не признавал Христа своим Господом и спасителем; что в выпускном классе нас было всего восемь учеников (восемь!) и мне доверили выступить с речью только потому, что парень, заслуживший эту честь ранее, был вышвырнут из школы за плохое поведение прямо перед ее окончанием; что я поступил в университет Северного Техаса в Далласе[5], а не в Техасский университет в Остине[6]; что я работал в каком-то отраслевом авиажурнале, а не в изданиях, что продаются в киосках и магазинах, и что, несмотря на мое якобы привилегированное положение белого парня, я ощущал себя хуже всех и вообще никогда не считал себя человеком первого сорта. Никогда. Директор по персоналу, человек с верхних этажей общества, говорил с тем, кто на этих этажах вообще не бывал. И предстоящая поездка в Нью-Йорк в понедельник только подчеркивала мою принадлежность ко второму классу.

Правда, к счастью для меня, когда передо мной встает трудная задача, я все же предпочитаю сражаться, а не спасаться бегством.

Я был абсолютно уверен в бесперспективности собеседования в журнале, который считается законодателем манер (это с моими-то манерами!), но дал директору по персоналу единственный ответ, который мог дать. Ответ, который мы всегда даем, когда появляется манящая перспектива и спрашивает нас, достаточно ли мы смелы для того, чтобы двинуться вперед к успеху. Я пробормотал что-то вроде: «Вы издеваетесь?»