Морган Райс - Первая Арена. Охотники за головами
Я слышу рев мотора и вижу, что там, на расстоянии, вторая машина обрела сцепление. Она уже мчит по шоссе, набирая скорость, с моей сестрой внутри. Я в бешенстве от того, что из-за Бена я упустила ее. Мне нужно догнать их.
Я поворачиваюсь к машине охотников, все еще лежащей на боку, и думаю, работает ли она. Я подбегаю, полная решимости попробовать.
Я толкаю ее изо всех сил, стараясь снова поставить на колеса. Но она слишком тяжелая и едва покачивается от моих потугов.
– Помоги мне! – кричу я Бену.
Он поднимается и бежит ко мне, прихрамывая. Он встает рядом и вдвоем мы снова нажимаем на край машины. Машина тяжелей, чем я себе представляла, отягощенная всеми железными решетками. Она раскачивается больше и больше и, наконец, после очередного сильного толчка, с грохотом встает снова на все четыре колеса.
Я не теряю времени. Открыв дверцу водителя, я залезаю, хватаю мертвого водителя обеими руками за футболку и стаскиваю его с сиденья. Его торс покрыт кровью, и после того, как я опускаю его в снег, мои руки становятся алыми.
Я наклоняюсь и обследую охотника на пассажирском сиденье. Его лицо тоже покрыто кровью, но я не уверена, что он мертв. При ближайшем рассмотрении я замечаю признаки движения. Затем он шевелится в кресле. Он жив.
Я обегаю машину и хватаю его за футболку, зажав ее в кулак. Я приставляю пистолет к его голове и сильно встряхиваю его. Наконец его глаза открываются. Он моргает, не понимая, что происходит.
Я предполагаю, что остальные охотники за головами тоже направляются в Первую Арену. Но они значительно обогнали нас и мне нужно знать наверняка. Я наклоняюсь поближе.
Он поворачивается и смотрит на меня и на мгновение я оторопеваю: половина его лица как будто растаяла. Эта старая рана – не просто травма, она означает, что он биожертва – жертва ядерной атаки. О таких людях ходили слухи, но я никогда не видела их. Когда на города были сброшены ядерные бомбы, те немногие, кто выжил, получили шрамы и по слухам были еще большими агрессивными садистами, чем остальные. Мы называли их фанатиками.
Мне нужно быть крайне осторожной с ним. Я сжимаю его еще сильней. «Куда они ее везут?» – шиплю я сквозь сжатые зубы.
Он тупо смотрит на меня, как бы стараясь сообразить. Хотя я уверена, что он все уяснил.
Я упираю дуло пистолета ему в щеку, давая понять, что у меня серьезные намерения. А они действительно серьезные. Каждая секунда на счету, я чувствую, как Бри становится все дальше от меня.
– Я спросила, куда они ее везут?
В конце концов, его глаза открываются в чем-то, похожем на страх. Я решаю, что он понял, что к чему.
– Арена, – наконец хрипит он.
Мое сердце трепещет, подтверждаются мои худшие опасения.
– Которая? – я щелкаю курком.
Я молюсь, чтобы он не сказал Первая Арена.
Он медлит и я вижу, как он сомневается, говорить мне или нет. Я тыкаю пистолетом в его скулу, на этот раз посильнее.
– Говори, или можешь считать себя мертвецом! – ору я, с удивившим саму себя гневом в голосе.
Наконец, после долгой паузы он отвечает: «Первая Арена.»
Мое сердце колотится, худшие страхи оправдались. Арена 1. Манхэттен. Ходили слухи, что она худшая из всех. Это может означать только одно: верную смерть Бри.
Я чувствую свежий прилив ярости к этому человеку – падальщику, охотнику за головами, низшему слою общества, который явился, чтобы забрать мою сестру и Бог знает, кого еще, и прокормить машину, чтобы другие могли видеть, как беспомощные люди убивают друг друга. Вся эта бессмысленная смерть лишь для развлечения. Этого достаточно, чтобы убить его на месте.
Но я убираю пистолет от его щеки и ослабляю хватку. Я знаю, что мне следовало бы убить его, но я не могу заставить себя сделать это. Он ответил на мои вопросы и почему-то я чувствую, что убить его сейчас было бы несправедливо. Я лучше оставлю его здесь. Я вышвырну его из машины и брошу, а это значит медленную смерть от голода. Охотник за головами не может выжить один в диких условиях. Они – городские жители, а не выжившие, как мы.
Я отворачиваюсь сказать Бену, чтобы он вытащил охотника из машины, когда неожиданно краем глаза замечаю движение. Охотник за головами тянется к ремню, двигаясь быстрее, чем, я думала, он вообще способен. Он провел меня: на самом деле он в отличной форме.
Он молниеносно достает оружие. Прежде чем я могу понять, что происходит, он уже направляет его на меня. Вот тупица, как я могла недооценить его.
Во мне срабатывает какой-то инстинкт, может быть унаследованный от папы, и, даже не вполне все осознавая, я поднимаю свой пистолет и как раз перед тем как он стреляет, нажимаю на курок.
Девять
Выстрел оглушающий и через мгновение вся машина залита кровью. Меня захлестывает волна адреналина – я даже не понимаю, кто первым выстрелил.
В шоке я опускаю глаза и вижу, что выстрелила ему прямо в голову.
В мои уши прорывается дикий крик. Взглянув на заднее сиденье, я вижу девочку, которая сидит позади водительского места и пронзительно визжит. Неожиданно она выпрыгивает на улицу и мчится по снегу.
На какое-то мгновение я думаю, нужно ли ее догонять – она очевидно в шоке и вряд ли вообще понимает, куда бежит. По такой погоде и так далеко отовсюду я сомневаюсь, что она сможет выжить долго.
Но я думаю о Бри и остаюсь сосредоточенной. Она – вот что сейчас важно. Я не могу позволить себе тратить время на то, чтобы выследить девочку. Я оборачиваюсь и смотрю, как она бежит – странно ощущать, что она намного младше меня. Хотя на самом деле мы примерно одного возраста.
Я смотрю на реакцию мальчика, сидящего на заднем сиденье – ему около 12 лет. Но он просто сидит там, и смотрит, не шевелясь, в одну точку в полубессознательном состоянии. Он даже не моргает. Должно быть у него психическое расстройство. Я смотрю на Бена, который все еще стоит, глядя на труп. Он не произносит ни слова.
Тут только до меня доходит вся серьезность ситуации: я только что убила человека. Не думала, что совершу такое в своей жизни. Мне всегда было не по себе, даже когда я убивала животное, и я поняла, что должна чувствовать себя просто ужасно.
Но все мои чувства притупились. Прямо сейчас я чувствую только то, что мне нужно было это сделать, чтобы защитить себя. Как-никак он был охотником за головами и он приехал сюда, чтобы нанести нам вред. Мне нужно испытывать угрызения совести – но их нет. Это меня пугает. Я невольно осознаю, что, может быть, больше похожа на папу, чем я всегда допускала.
Бен завис, он лишь стоит и смотрит, поэтому я обхожу машину, подхожу к нему, открываю дверь пассажирского сиденья и тяну тело. Оно тяжелое.
– Помоги мне! – бросаю я ему. Меня раздражает его бездействие – особенно когда остальные охотники за головами уезжают от нас.
Наконец, Бен подбегает и помогает мне. Мы вытаскиваем мертвого охотника, всего заляпанного кровью, относим на несколько метров и бросаем в снег, который тут же краснеет. Я нагибаюсь и быстро снимаю с трупа пистолет и запас патронов, осознавая, что Бен не может ясно соображать и слишком пассивен.
– Бери его одежду, – говорю я. – Она тебе понадобится.
Я не трачу больше времени. Подбежав обратно к машине, я открываю дверь водительского места и вскакиваю внутрь. Я уже протягиваю руку, чтобы повернуть ключ, когда неожиданно вижу, что его нет в замке зажигания.
Сердце мое падает. Я лихорадочно осматриваю пол машины, затем сиденья, затем панель приборов. Ничего. Наверное, они выпали при аварии.
Я выглядываю наружу и вижу необычные следы в снегу, которые могут быть оставлены ключами. Я встаю на колени и судорожно прочесываю снег, ища их. Я все больше и больше отчаиваюсь. Это как искать иголку в стоге сена.
Но неожиданно чудо происходит: мои руки нащупывают что-то маленькое. Я проверяю снег еще раз и тут облегчение накрывает меня волной – это ключи.
Я прыгаю обратно в машину, поворачиваю зажигание и машина ревет, вернувшись к жизни. Это модифицированная легковая, но очень мощная машина, что-то вроде старого Шевроле Камаро, мотор гудит в ней очень громко; я уже могу сказать, что она может сильно разогнаться. Я только надеюсь, что достаточно быстро, чтобы догнать вторую машину.
Я уже собираюсь нажать на газ и тронуться, когда оборачиваюсь и вижу Бена, который все еще стоит, уставившись на труп. Он до сих пор не снял с него одежду, стоя там в оцепенении. Думаю, лицезрение смерти задело его даже больше, чем меня. Я теряю терпение и думаю просто умчаться, но бросить его здесь одного было бы несправедливо, особенно после того, как он – ну, по крайней мере, вес его тела – спас меня от смерти на мосту.
– Я УЕЗЖАЮ! – заорала я ему. – ЗАЛЕЗАЙ В МАШИНУ!
Это заставляет его очухаться. Он подбегает, запрыгивает в машину и хлопает дверью. Когда я уже готова сорваться с места, он оборачивается и смотрит на заднее сиденье.
– А как же он? – спрашивает Бен.
Я прослеживаю за его взглядом на неподвижного мальчика, все еще сидящего там и смотрящего вникуда.