Роберт Шекли - Лабиринт Минотавра (сборник)

Кромптон посмотрел на кругленького, лысеющего человечка с влажными глазами спаниеля и толстым приплюснутым носом.

– Я никакой не профессор, – сказал он. – Я никогда не был на Луне. И я никогда прежде не видел вас.

– Во дает! – восхитился Клейменый, едва поспевая за Кромптоном. – Ну и артист же ты, Профессор! Не знал бы – ей-богу, поверил бы, что мы не знакомы!

– Но я вас не знаю!

– Не беспокойся, пусть будет по-твоему, – сказал Клейменый. – Сделаем вид, что мы встретились впервые.

Кромптон продолжал свой путь. Клейменый не отставал.

– Спорим – ты только что приехал, а, Профессор? Здесь уже полно наших ребят. Вот здорово, правда?

– О чем вы? – спросил Кромптон.

– Это эйяне так придумали… В общем, весь следующий месяц мы можем грабить дома в лучших кварталах города, набрасываться на женщин, избивать туристов – короче, резвиться от души, и они к нам лезть не будут. Они заявляют, что хотят испытать на себе моральное поругание. Но ты ведь и сам в курсе.

– Эйяне пригласили всех вас сюда на грабеж? – поразился Кромптон.

– Они даже ввели специальные чартерные рейсы для доставки квалифицированных преступников. Да, надо отдать им должное – глубоко копают.

– Ничего не понимаю, – сказал Кромптон.

– А какой навар, Профессор!

– Да перестаньте вы называть меня профессором!

Клейменый от восторга замер с открытым ртом.

– Таких, как ты, Профессор, – один на миллион! Тебя не расколоть. Шесть месяцев мы провели в одной камере на Луне, и за все это время ты даже не спросил, как меня зовут. И ты не изменился. Вот это, я понимаю, выдержка!

– Оставьте меня! – взвизгнул Кромптон и бросился назад. За его спиной Клейменый объяснял какому-то зеваке:

– Это Профессор. Мы с ним отбывали срок на Луне. От этого человека фиг чего добьешься.

Глава 9

По-видимому, Клейменый широко распространил свою легенду, во всяком случае, Кромптон стал в Пигфэте предметом почтительного интереса. Впервые в его жизни к нему подходили совершенно незнакомые люди и предлагали выпить за их счет. Женщины не скрывали своего интереса, медленно прохаживаясь в баре мимо него. Все это забавляло Кромптона, но в то же время не нравилось ему: ведь интересовал их не он сам, а выдуманный тупыми и несомненно больными мозгами тип.

Как-то утром, когда Кромптон поглощал свою обычную овсяную кашу и тосты, Природа, которая не терпит статичности, подбросила-таки катализатор, чтобы сдвинуть с места установившиеся было обстоятельства его жизни. Катализатором явился огромный, крепко скроенный, по-звериному красивый молодой блондин с голубыми глазами, занявший место за столиком напротив Кромптона.

– Надеюсь, ты не против моего вторжения, Профессор, – добродушно сказал великан. – Я прослышал, что ты в городе. Я давно восхищаюсь твоими успехами в рэкете. Это правда, что тебе принадлежит выдумка внедрить в ФБР этих бешеных албанских коммунистов-прокаженных?

– Вранье все это. Прошу вас, уходите, оставьте меня в покое наконец, – сказал Кромптон.

– А так со своими поклонниками не говорят, – заявил великан. – Счастье твое, что ты мой герой, а не то я башку-то тебе размозжил бы. Меня зовут Билли Берсеркер. Моя профессия – уродовать людей. Но я хочу сменить ее на более высокооплачиваемую. Вот зачем ты мне понадобился.

Кромптон открыл было рот, чтобы возразить, но, заметив красные прыгающие искры в голубых глазах Берсеркера, призадумался.

– Чего вы хотите от меня? – спросил он.

Позднее, в отдельном кабинете таверны «Памяти Эль Капоне», Билли Берсеркер поведал все о себе. Берсеркер – это был его псевдоним, «nom de crime». [19] По-настоящему его звали Эдвин Гастенхаймер, вырос он в Патерсоне, штат Нью-Джерси, в семье Чарльза Дж. Гастенхаймера, грабителя банков с мировой известностью, и Эльвиры Гастенхаймер, управляющей совсем незнаменитого клуба «Хи-хи» в Гобоконе. Юный Эдвин старался превзойти своих преуспевающих предприимчивых предков. Школьные годы он провел в борделях Джерси-сити, а потом отправился в Колумбийский университет, где его трижды провозглашали Психопатом Года. По натуре он был хапугой и насильником, но высшие сферы преступности оставались для него недосягаемыми. Так он и жил, калеча от скуки людей, без всякой перспективы на будущее. И вдруг услышал об открывающихся возможностях на Эйе.

– И здесь я встретил тебя, Профессор, – сказал Берсеркер. – Сама судьба свела нас. Мне нужна твоя помощь – хочу изменить свою жизнь. И сейчас я выложусь перед тобой весь как есть, до самого донышка. Но, пожалуйста, не смейся надо мной, не то я как всегда войду в раж и прибью тебя – недаром же меня называют Берсеркером.

– Так что же вам нужно от меня? – спросил Кромптон.

Берсеркер смутился и заговорил совсем другим тоном:

– Профессор, я ничего так не хочу, как стать уверенным в себе человеком и жить своим умом.

Кромптон задумался.

– И вы полагаете, что я могу помочь вам?

– Можешь! Ты станешь моим гуру, и я буду слушаться тебя и во всем следовать твоему примеру. Дано же человеку подняться до вершин по ступенькам его веры.

Разгоряченный своим выступлением, Берсеркер для вящей убедительности треснул по столу и при этом вогнал свою ложку в столешницу на двухдюймовую глубину. Этот жест произвел впечатление на Кромптона, который, поглядев на сидящего перед ним полного надежд и явно ненормального громилу, пришел к выводу, что придется смириться с обстоятельствами и надеяться на лучшее.

Он глубоко вздохнул и услышал свой голос:

– Мальчик мой, я не вижу, что могло бы помешать вам стать самым что ни на есть самоуверенным человеком. У вас хорошие задатки, а это самое главное, как вы сами понимаете. Вы все говорите прямо в лицо, и никто не посмеет заподозрить вас в вероломстве. Короче, под маской неотесанной свирепости в вас скрыта острая как рапира проницательность, которая глубоко зарыта в тайниках вашей души. Да, мальчик мой, я не предвижу никаких осложнений.

– Вот здорово, Профессор, просто гениально! – воскликнул гигант. – Ты все сечешь как надо!

– Вы меня радуете, – сказал Кромптон.

– Но что я теперь должен делать?

– Ах да, – произнес Кромптон, в отчаянии ломая голову над проблемой. – Мы вплотную подошли к практическим занятиям. Мы должны определить, что же вам делать… Что делать… Ха! Вы должны учиться! Вы должны изучить все эти штучки-дрючки – как одеваться, как вести себя: собственно, они-то и отличают по-настоящему самоуверенного человека.

– Точно, этого-то мне и не хватает! – вскричал Берсеркер. – Понимаешь, я просто не знаю, как ведут себя самоуверенные люди, и мне совсем не по душе выглядеть смешным. Это меня смущает, а когда я смущаюсь, меня охватывает ярость.

– Вы, без сомнения, должны приступить к занятиям, – сказал Кромптон. – Но как? Путем изучения приемов и манер самого уверенного в себе человека на планете Эйя.

– То есть вас!

– Ничего подобного. Мой конек – незаметность. Это вам никак не подойдет. Вам нужен человек обаятельный, с яркой наружностью – то есть с теми качествами, которыми вы уже обладаете, но в рудиментарной форме.

– Черт побери, Профессор! Да есть ли такой человек на планете?

– Есть, и вы должны будете наблюдать за ним. Это значит, что вы все время должны находиться рядом и не спускать с него глаз. И свои наблюдения вы не должны прерывать до тех пор, пока в совершенстве не изучите его манеры. Таким образом вы станете поистине самонадеянным человеком.

– Кто этот парень? – загорелся Берсеркер.

– Его имя Эдгар Лумис, – сказал Кромптон. – Я сейчас напишу вам его адрес.

Глава 10

Из дневника Лумиса:

«Вчера я побывал на балу Кридру, самом важном событии года. Там собрались все хоть сколько-нибудь заметные фигуры Ситесфа, включая самого Элигу Рутински и нескольких кинозвезд, чьи имена я не запомнил. Я хотел, разумеется, показать себя – это вещь необходимая, чем бы ты ни занимался. Но была и другая причина: на балу должна была присутствовать мисс Сисси Пертурбски.

Бал состоялся в Аксиоматическом зале отеля «Геометрия», нового отеля, открывшегося на углу бульвара Буллкример и Хеппенстенс-стрит. Я подъехал в светло-вишневом «Гондолини», который позаимствовал специально для этого случая. На мне был облегающий тело костюм, весь из серебряных оборочек, – новейшее изобретение, сильно поразившее представительниц demimonde [20] и их друзей.

Должен ли я описывать оживленное подтрунивание, блеск в глазах, смех толпы? Там был даже знаменитый оркестр «Карпетбитеров» с саксофонистом Раггом в главной роли.

Но перейду-ка я лучше сразу к рассказу о Сисси и обо мне, как мы остались наедине в маленькой спаленке, примыкающей к бальному залу. Мы по взаимному побуждению проскользнули туда, и в слабом свете ночника Сисси с улыбкой обратила ко мне свое прелестное, похотливое кошачье личико. В прошлом году мы с ней однажды встретились на вечеринке. Уже тогда между нами пробежала искра, но нас как-то развели в разные стороны, и невысказанное взаимопонимание осталось всего лишь обещанием.