Лорел Гамильтон - Арлекин

— Со мной, не с Жан-Клодом, — уточнила я.

— С Жан-Клодом они говорили. Он лишил львов своей защиты.

— Так что все в твоих руках, крошка, — добавил Нечестивец.

— Во главе мохнатой коалиции стоит Мика, — сказала я.

— Мика их оттуда вышиб. Только ты можешь заставить его принять их обратно, — ответил Грэхем.

— Когда твой Нимир-Радж узнал, что сделали львы Сент-Луиса, он их обвинил в нарушении договоров и с волками, и с леопардами, — сообщил Истина.

Нечестивец подхватил:

— Так как они нарушили договор, то коалиции они больше не союзники. И члены коалиции им ничего не должны.

— И если львы Огги на них нападут, никто им не придет на помощь, — тихим голосом закончила я.

— Именно.

Нечестивец явно был доволен.

— Джозеф там ждет снаружи, один, — сказал Грэхем. — Он думает, что ты окажешься слабым звеном.

Я посмотрела на Грэхема, потому что формулировка мне показалась странной.

— А ты считаешь, что я должна предоставить Джозефа и его львов их судьбе.

— Они нас предали, — сказал Грэхем.

Я увидела в его лице нечто, какую-то твердость, которую не замечала раньше. Он мог бы быть хорошим телохранителем, когда отвлекается от мысли кого-нибудь трахнуть, но жестким он не был, беспощадным не был. До сих пор.

Я помнила, что говорила Эдуарду: что я еще расплачусь со львами за предательство. Эдуард собирался мне помочь. Но Джозефа я знала, и его людей тоже. Они были реальные, и не все из них слова доброго не стоили. Тревис и Ноэль меня кормили долгие месяцы, пока я пыталась найти себе постоянного льва. Удовлетворить мою львицу им было слабо, но они хорошие ребята.

— Сказать ему, чтобы уходил? — спросил Грэхем.

Я задумалась. Так просто будет отказаться его принять. И куда проще быть безжалостной и жестокосердной, если не глядеть в лицо тому, кого приговорила к смерти. Может, я еще смогла бы удержать львов Огги от истребления всего прайда, но одна смерть была бы совершенно неминуема: самого Джозефа.

— Позови его, — сказала я.

— Ты думаешь, это удачная мысль? — спросил Нечестивец, сумев сохранить нейтральный голос.

— Не видеть его было бы легче, — ответила я.

— Зачем же тогда его видеть?

— Именно потому, что не видеть легче.

— Не вижу смысла.

— А я вижу, — возразил ему Истина.

И я обменялась с ним долгим взглядом. Он понял, почему я должна отказать Джозефу лично: потому что если я не могу глядеть ему в глаза и говорить правду, значит, собираюсь сделать что-то неправильное. Я должна его увидеть, чтобы узнать: могу ли я стоять не вмешиваясь, предоставив природе обойтись с городскими львами, как ей, природе, свойственно. В конце концов, черт побери, не моя проблема, что с ними будет. Они нас предали. Они умыли руки, предоставив нам погибать. Для них собственная моральная чистота была важнее жизни наших вампиров. Я не стану причинять им вреда, но и вступаться за них и их спасать тоже не стану.

Так я говорила себе, когда велела Грэхему открыть дверь.

37

Джозеф направился к моей кровати. Высокий, с коротко стриженными темно-русыми волосами, одет для деловой встречи, в костюм с галстуком. Наверняка костюм подбирала его жена, Джулия.

Галстук он стал развязывать еще раньше, чем добрался до Нечестивца и Истины. Они его остановили чуть не доходя до кровати. В обычной ситуации я бы сказала, что они перестраховываются, но сейчас мое тело было с ними согласно. Я выздоравливала, но лишь путем метафизического чуда. А запас чудес рано или поздно кончается.

— Анита, как ты себя чувствуешь? — спросил он нейтральным тоном, но получилось нервозно.

— Тед Форрестер пошел за врачом. Может быть, я еще сегодня встану.

— Это чудесно, — сказал он, и по лицу его расплылось облегчение. Пальцы сгибались и разгибались. — Джулия сказала, что ты поправишься. Она говорила, что ты найдешь кого-нибудь, на ком кормиться. Она сказала, что все у тебя будет в порядке — и так оно и есть.

Он говорил несколько торопясь, будто сам не очень веря.

— Ты кого пытаешься убедить, Джозеф, себя или меня?

Голос у меня был ровный, глаза пустые. Я принимала его за обедом у себя в доме. Я считала его хорошим человеком. А он бросил нас погибать.

— Анита! — Он попытался подойти к кровати, вампиры его остановили.

— Ближе не надо, — сказал Нечестивец.

— Я ей плохого не сделаю.

Я задрала больничный халат, показала ему шрамы, исчеркавшие живот и ребра.

— Единственное, что дало мне силы залечить эти раны — это Донован Риис, который позволил мне кормиться силой всех лебедей-оборотней страны. Он дал мне силу это пережить.

Джозеф побледнел:

— Анита, я женат. Мы с Джулией очень серьезно относимся к своим обетам.

— Был бы ты человеком, Джозеф, это было бы отлично. Но ты не человек, а лев-оборотень. Лев, который обязан верностью своим союзникам. Ты был нужен нам — и ты нас подвел.

Он рухнул на колени:

— Хочешь, чтобы я молил тебя? Я молю.

Я покачала головой:

— Моя львица никогда тебя не хотела, Джозеф. А ты никогда не думал, почему? Почему она не хотела самого сильного льва, которого только могла найти? Она же запрограммирована на это.

Я ощутила, как шевельнулась моя львица в длинном туннеле у меня в голове — или во внутренностях. Тогда я направила на нее спокойные мысли, и она затихла. Я слегка даже удивилась, что это вышло, тихо возблагодарила Господа и снова перевела внимание на сидящего передо мной льва.

— Я думал, ты не стала меня трогать из уважения к моей жене.

Я посмотрела на него пристально. Ничего не было плохого в нем, хорош собой, пусть даже несколько излишне мужествен на мой взгляд. Но почему-то никогда он меня не трогал, моя львица даже попыток не делала.

— Моя львица реагировала на твоего льва так, как на всех львов, но никогда ее не тянуло к тебе так, как к некоторым львам из Чикаго.

— На чикагских львов ты так реагировала потому, что ты с ними спала. И с их мастером вампиров.

— Это так все говорят? — спросила я.

— Это правда, — ответил он недоуменно.

— Нет, это половина правды. Огюстин — да, с ним я спала, но очень осторожно вела себя с его львами. Осторожно — потому что твоим львам не хотела кидать подлянку. Не трогала его львов, беспокоясь о тебе и твоих львах.

— Я знал, что ты отослала их обратно в Чикаго, но думал… я благодарен тебе, что ради нас ты им отказала.

Про себя я должна была признать, что дело было не только в Джозефе и его народе. Лев, на которого запала моя львица, очень скоро стал бы жуткой занозой в заднице.