Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

– Как?! – Та даже присела от удивления. – Ты разве еще не знаешь?..

– Чего я не знаю? – нахмурилась рыжая сменщица. – Да что стряслось, в конце концов?

– Одну минуточку! – вклинился в их разговор молодой оперативник и, обращаясь к Маргарите, официально спросил:

– Маргарита Григорьевна Байкалова?

Она узнала голос, который час назад слышала в телефонной трубке.

– Да, это я…

– Вы работаете дежурной медсестрой терапевтического отделения этой больницы?

– Работала, – поправила «вобла» и громко фыркнула.

Маргарита кивнула.

– Боюсь, мне придется взять с вас письменные объяснения о событиях минувшей ночи, – заявил опер и эффектно бросил на стол карандаш. – А возможно, и задержать вас по обвинению в покушении на убийство, нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших длительное расстройство здоровья потерпевшего, а также – в халатности, повлекшей смерть одного или более лиц.

– Отличник! – похвалил его Корж и, отлепившись от подоконника, подошел к столу. – Молодой, да ранний. – Он повернулся к Маргарите: – Сейчас, Марго, мы пройдем в один из кабинетов и там подробненько запротоколируем случившееся. А пока ответь, пожалуйста, всем присутствующим – своим коллегам, товарищам по работе, друзьям, наконец: что опять замкнуло в твоей очаровательной головке, если ты решилась… – он помотал головой, подыскивая правильные слова, – …по сути, на убийство? Ты изувечила человека, который был чуть ли не единственным твоим союзником в этой паскудной больничке, твоим опекуном и наставником!

Маргарита беспомощно обвела глазами собравшихся, словно ища поддержки. К ней со всех сторон были обращены напряженные взгляды – сочувственные, насмешливые, но в основном – враждебные и недоверчивые.

– Евгений Игоревич… хотел меня изнасиловать, – пролепетала она.

По толпе прошелестел смешок.

– Байкалова! – не выдержала «вобла». – Оставь эти байки для девочек-малолеток! Журналов, конечно, слаб на передок, но ему нет нужды никого насиловать. – Она насмешливо огляделась. – Мы здесь все свои и прекрасно знаем, что можно по пальцам пересчитать тех, кто не побывал у него в постели!

– Вам тоже довелось? – осведомился Корж.

– Нет! – резко ответила Тамара Игнатьевна. – Я не по этим гайкам, молодой человек! Но как старшая медсестра знаю все и про всех. Наши дурочки у Журналова – по записи. – Она вновь повернулась к Маргарите: – Так что не рассказывай нам здесь про свое целомудрие!

– Вот как? – удивился Корж, и в его глазах промелькнул злой огонек. – Значит, и Маргарита Байкалова… как вы говорите… по записи?

Старшая медсестра передернула плечами.

– Да уж не ангел ваша Марго. – Она откинулась на стуле. – Вы лучше спросите у нее, как она оказалась ночью в ПИТе, если там не было ни одного пациента! Насильник Журналов, получается, схватил ее, орущую и сопротивляющуюся, взвалил на горб и потащил через все отделение в палату интенсивной терапии? Зачем? Почему тогда не в операционную и не к главврачу?

Среди собравшихся опять пробежал смешок.

– Кабинет самого Журналова – гораздо ближе, – продолжала «вобла». – И нет риска, что кто-нибудь из больных проснется и выйдет в коридор. Да и постелька там у него всегда приготовлена!

– Это точно, – подтвердил кто-то. – Евгений не насильник. Он просто старый, потасканный котяра.

У Маргариты текли по щекам слезы. Она стояла, опустив руки, словно на эшафоте, и вздрагивала от всхлипываний.

– Ну что же ты? – скривился Корж. – Объясни коллеге, зачем потащилась в ПИТ со старым котярой? Говори, Марго!

– На меня напали в темноте… – едва слышно ответила та. – Усыпили хлороформом…

– Где? В туалете? – холодно уточнил оперативник.

– Скорее всего – в процедурной! – язвительно вставила Тамара Игнатьевна. – Это ее любимое место отдыха.

– Во всем отделении погас свет, – пояснила Маргарита. – Я пошла к электрощиту…

– Нонсенс! – прокомментировала «вобла», обращаясь к Коржу. – У нас не может просто так погаснуть свет. Это все же больница!

– Очнулась я уже в ПИТе, – продолжала девушка. – Под капельницей, раздетая, привязанная к кровати и подключенная к аппарату жизнеобеспечения… Потом пришел врач Журналов…

Собравшиеся дружно засмеялись.

– Нынешняя молодежь – поколение извращенцев! – весело сообщила Тамара Игнатьевна и потрепала оперативника за локоть: – Не в обиду будет сказано.

– Что вы имеете в виду? – удивился тот.

– Простого, доброго секса им уже недостаточно, – пояснила «вобла». – Все – с вывертами, с болезненными придумками, с дурацкими играми.

– Ничего себе игра, – покачал головой молодой опер. – Дикость какая-то. Аппарат жизнеобеспечения, капельница, ножницы…

Корж подошел к Маргарите и, взяв ее за подбородок, заглянул ей в глаза.

– Может, ты нездорова? – спросил он. – Может быть, тебе действительно нужен хороший врач, если ты не в состоянии справиться с глупыми фобиями и нелепыми фантазиями? Я ведь предупреждал тебя, Марго: перестань быть наивной и жалкой, выбрось из головы свои подозрения и вечные страхи, не раздражай людей.

– Ты никогда мне не верил… – тихо сказала она. – И никогда не был мне другом…

– Другом? – воскликнул Корж. – То-то и оно! Ты всегда меня числила только приятелем, школьным товарищем, жилеткой для соплей – и не более того! Ты до сих пор не поняла, что такое отношение оскорбляет мужчину, унижает его!

– Я тебя унизила? – Маргарита не верила ушам.

– Ты мне всегда давала понять, что между нами – дистанция, что я недостоин тебя, потому что не умею складно брехать, как твой физик! Тебе всегда казалось, что я недостаточно добр, а я просто знаю жизнь, Маргарита, и вижу людей насквозь.

– Настоящая «Кармелита» в постановке Рауфа Кубаева! – воскликнула Тамара Игнатьевна. – Мелодрама в живых декорациях! – Она постучала костяшками пальцев по столу. – Может быть, перейдем к делу?

– Я как мог помогал тебе, – не обращая внимания на «воблу», продолжал Корж. – И сделал все, чтобы тебе спокойно работалось в коллективе. А ты… – он закрыл глаза и поиграл желваками, – …распутничаешь! И калечишь людей…

– Как вам не стыдно! – раздался голос, и все разом повернули головы к Антиоху.

– Что? – прищурился Корж. – Это кто там меня стыдит?

Бородач шагнул вперед. Он был в больничной пижаме и своих неизменных шлепанцах. На широком лице, неожиданно утратившем следы юродства и детского простодушия, все еще были заметны ссадины от недавних побоев.

– Вы же любите эту женщину, – произнес Антиох, кивая на Маргариту. – Зачем умышленно втаптываете ее в грязь? Почему самоутверждаетесь за счет тех, кто добрее, а значит, слабее вас?