Дмитрий Щербинин - Пронзающие небо

Дмитрий Владимирович Щербинин 

Пронзающие небо

Глава 1. Белая колдунья

– Алеша, просыпайся… – нежный голос матери эхом пронесся по бескрайним полям мира грёз, подхватил Алешу и стремительно понёс прочь.

Видения расплывались и шептали вслед юноше: «Прощай – увидимся следующей ночью!». Алеша хотел крикнуть что–нибудь в ответ, но не успел.

Он лежал на теплой печи и прислушивался как потрескивали в ней дрова; потом потянул носом – пахло яблочными пирогом. Алеша улыбнулся и спрыгнул босыми ногами на деревянный пол. Первым делом он нагнулся к пламени, разглядывая румянящийся пирог.

Через пару месяцев Алеше должно было исполниться шестнадцать, и этот худощавый, высокий юноша считал себя взрослым человеком и обижался, когда матушка обращалась к нему как к маленькому.

А теперь Алёша скучал – скучал уже не первую неделю – весь ноябрь стояла дождливая, сумрачная погода: на улице слякоть, холод. Потом повалил снег – и падал, и падал уже несколько дней, наметал большие сугробы. Во все эти дни Алёша либо помогал по хозяйству, либо ходил в соседский дом, где учился грамоте (была там единственная, и потому драгоценная книга). Учился, надо сказать с неохотой, не понимал ещё красоты изложенных в книгах мыслей, и верно бы совсем не ходил, не учился, если бы ни девушка Ольга, которая и была его учительницей. Оля говорила Алёше, чтобы он учился грамоте, что потом, когда вырастут, пойдут они вдвоём в стольный Белый град, где библиотека… При слове «библиотека» тёплые глаза Оли, мечтательно и загадочно вспыхивали, и Алёша забывал себя в такие минуты – любовался ею, слушал голос…

Ну а теперь Алеша протянул руку к пирогу, намереваясь отломить себе кусочек, и тут же отдернулся назад от жара.

– ..Сорванец! Немедленно умойся и обуйся!.. – крикнула за спиной мать.

Тут скрипнула дверь, и по натопленной избе пронесся, быстро тая в теплом воздухе, морозный порыв с улицы.

В горницу вошел Алёшин отец Николай–кузнец: молодой, высокий, крепко сложенный, с широкими плечами, с небольшой еще бородкой. На нем болтался расстёгнутый тулуп – совсем не заснеженный, отсюда Алеша с радостью понял, что наконец–то снегопад прекратился. Николай Тимофеевич был свеж и румян, он добродушно усмехнулся, глядя на Алёшину мать:

– Ну дождались – на улице благодать, небо синее–синее, ни облачка, солнышко светит, и мир весь белый–белый!

Алеша засмеялся и побежал было на улицу – да так бы и выбежал босиком если бы отец не остановил:

– Алексей, постой!.. Ты что ль обуйся, оденься, поешь, и я тебе поручение дам, с ним в лес пойдешь.

Юноша обрадовался – вот, значит доверяют как взрослому. Он вернулся, и все ж, прежде чем сесть за стол, подбежал к окошку – там, за изумительно тонким белым узором, угадывался сияющий солнечный день.

Алеша придвинулся к стеклу, подул – блеснула синева небес…

* * *

Спустя полчаса, дверь во двор распахнулась и из неё степенно вышел Алеша. Теперь он был одет в меховую шубу, шапку–ушанку из–под которой торчал непокорный русый чуб; на ногах – черные валенки; на руках – ярко–синие варежки.

Плотный, по весеннему тёплый поцелуй солнечных лучей так на него подействовал, что Алёша приглядел полутораметровый сугроб в двух шагах от крыльца и, вскрикнув что–то невразумительное, прыгнул в него – погрузился в мягкую, белую перину; набрал в рот снега и тут же со смехом выплюнул его.

Тут раздался голос отца:

– Ты, я вижу, совсем как маленький… Мешок то забыл. – он бросил Алеше небольшой мешочек с веревочной перевязью. – Не забудь, как я тебе сказал – осмотри все ловчие ямы, зайца увидишь – кидай в мешок, белку отпусти…

Алёша выбрался из сугроба, в смущении пробормотал что–то, а про себя поклялся, что уж теперь то будет вести себя так, как подобает взрослому человеку – без каких–либо ребячеств. Вот он стряхнул снег, и крикнул громко:

– Эй, Жар, выходи!

И тут выбежал, виляя пушистым хвостом, огненный пёс. Размерами он превосходил даже самого крупного волка. Нрав же у него был добрый.

Первым делом Жар подбежал к Алеше, облокотился ему лапами на грудь, и лизнул шершавым и теплым языком в нос. Алеша засмеялся и оттолкнул пса – тот принялся обнюхивать мешок для зайцев. Учуяв старый заячий дух, Жар радостно взвизгнул и завилял хвостом ещё быстрее…

Вышла матушка, и выдохнув белое облачко, крикнула вслед Алеше:

– Ты смотри не задерживайся – вот Жар домой станет поворачивать, так и ты за ним…

Но этих слов Алеша уже не слышал – он бежал по белой, сверкающей деревенской улице…

Вот осталась позади последняя калитка, а впереди распахнулась замёрзшая гладь круглого озера.

Озеро это, на дне которого били ключи, и в котором в изобилии водилась всякая рыба окружено было белейшими – ещё более белыми нежели недавно выпавший снег, берёзами. И хотя, некоторые из стволов выгибались над ледовой гладью – всё равно они были стройны, и казалось, что – это молодые, прекрасные девы склонились, и смотрят как в зеркало небесное, на свою красу.

И там, среди этих берёзок, ещё издали приметил Алёша Олю. Она стояла, прислонившись к одной из них, нежно обнимала своими лёгкими пальцами, и, кажется, что–то шептала.

Сначала Алёша хотел подкрасться к ней незаметно, чтобы услышать её шёпот, а потом и напугать неожиданно, и даже шепнул Жару, чтобы залёг пока – но, как стал подкрадываться, так вспомнил, что не подобает себя вести так, раз уж ему скоро семнадцать, и он намеренно громко прокашлялся…

Ольга сразу обернулась к нему. Она так тепло улыбнулась, что Алёша вдруг понял, что о нём она и думала, и тогда так хорошо ему стало, что позабыл он все слова, и смог проговорить только:

– Ну вот… Ну я вот в лес… Стало быть… Н–да… Вот…

Она заговорила, и голос у неё был такой нежный и тёплый, что, казалось, та девственная природа, которая их окружала, сбросила вуаль внешних своих форм, и всё самое прекрасное, что в ней было, обратила в эти слова:

– Здравствуй, Алёша… – она чуть склонила голову.

– Да я… – Алёша ещё больше смутился.

Она же говорила ему:

– Снег то какой хороший выпал, а ты знаешь – м снежки тоже нравятся. Такая хорошая игра… Ты, не против сыграть со мною? – она слепила один комок…

…Прошло несколько минут, и на берегу озера стояли два смеющихся снеговика. Настроение теперь было отличное! Окружающий мир представлялся прекраснейшим, светлым царствием, и хотелось свершить что–то такое небывалое, светлое, и взяться за руки, и бежать, лететь…