Дом бьющихся сердец - Оливия Вильденштейн
Опершись на одну руку, он расстегивает мои штаны, вторую руку запускает в нижнее белье. Обнаружив, как сильно намокла ткань, он издает почти животный стон.
Не отрываясь от моих губ, он погружает палец в горячую плоть и почти сразу вытаскивает.
Болит? – хрипло произносит он у меня в голове.
Нет, – отвечаю я, задыхаясь.
Он погружает в меня еще один палец, и с моих губ срывается крик, прерывая поцелуй. Вероятно, он понял, что это крик удовольствия, и, к моему полному восторгу, повторяет движение еще несколько раз. Когда его пальцы полностью покрыты мною, он проводит ими по волшебному бугорку.
Открой глаза, мо крау. Хочу видеть, как твое сердце бьется для меня.
Через мои… глаза? – Невероятным образом мне удается задать вопрос, хотя мысли в голове подобны водам Монтелюче.
У тебя зрачки пульсируют, когда ты меня хочешь.
Я так сильно его хочу, что мои зрачки, вероятно, перекрыли белки глаз. Эта мысль, а может, и размер моих зрачков, вызывает на его губах улыбку.
Его движения замедляются, и я хнычу:
Лор, прошу…
Усмехнувшись, он целует меня в подбородок, вновь погружает в меня пальцы, переносит смазку на набухший бугорок и начинает его ласкать, пока меня не накрывает оргазм, поднимаясь по позвоночнику и вырывая из груди резкий вздох. Ощущения такие мощные, что мне кажется, будто я отделилась от тела и перенеслась в отдаленный уголок Вселенной.
Когда он опять начинает меня ласкать, я почти останавливаю его за запястье. Плоть столь чувствительная, что его пальцы кажутся наждачкой, однако он замедляется, и тупая боль превращается в новую волну желания. Я впиваюсь пальцами в его кожу, одновременно с тем, как его пальцы играют с нежной плотью с таким проворством, что буквально в считаные секунды я вновь возношусь в место, сделанное из сахара и солнечного света, где существуем только мы с Лором.
Затем он целует меня в изгиб шеи, одновременно стягивая с меня штаны вместе с нижним бельем. Я приподнимаюсь, чтобы ему не пришлось и этот наряд разрывать в клочья. После он обхватывает свое отвердевшее достоинство ладонью и проводит им по моей влажной промежности.
Я издаю стон, когда шелковая головка проходится между складками и переключает рубильник оргазма. Не знаю, кто из нас больше удивлен. Он смотрит на меня, часто моргая, пока я пытаюсь определить местоположение своего сердца: оно словно растаяло и теперь стучит везде. Затем Лор впивается в мои губы.
Мне нужно войти в тебя, Биокин.
Мне нужно, чтобы ты вошел в…
Резким движением бедер он вводит в меня свое достоинство полностью – каждый сантиметр, и, Святой Котел, их у него очень-очень много!
Я лежу, ошеломленная. И заполненная. По-настоящему заполненная.
– Вчера ты был таким же большим?
– Почти уверен, что перестал расти несколько столетий назад.
– Ладно… – Он не двигается, вероятно, опасаясь повредить мои внутренности, и я спрашиваю: – Притворяешься мертвым?
Сперва он смотрит на меня круглыми глазами, а затем разражается смехом – этим прекрасным громогласным смехом, который резонирует в каждом уголке спальни и моего тела. Наконец он двигает бедрами, член скользит так плавно, словно покрыт маслом.
Я покрыт тобой.
У меня вспыхивают щеки.
Опершись на одну руку, он проводит другой по моей груди, по затвердевшим соскам. Дойдя до края рубашки, задирает ее и обнажает грудь, на которую смотрит с огромной нежностью. Ему явно отчаянно хочется припасть губами, и требуется все самообладание, чтобы удержаться.
Скоро, птичка, я полакомлюсь этими очаровательными розовыми сосочками.
Он продолжает методично двигать бедрами – не быстро и не медленно, словно не спешит закончить дело. Пальцы скользят по моим ребрам и опускаются ниже. Достигнув набухшего бугорка, ласкают его, отчего я напрягаюсь.
Фока́. – Он еще раз проводит по клитору пальцем, и еще раз, и стенки моего лона сжимаются вокруг его члена.
Из горла Лора хрипло вырывается вереница неразборчивых слов, движения бедер и пальца ускоряются. Мои мышцы сокращаются, я выкрикиваю его имя. Он рычит, затем полностью выходит из меня, спускается ниже и заменяет член языком.
Морриган, я весь день мечтал поцеловать твои сладкие складочки.
Он широко разводит мои бедра и начинает жадно посасывать меня, упиваясь моим вкусом.
Кровь становится такой горячей, будто вены в огне, а легкие превращаются в бесполезные кучки пепла. Он рычит в меня, промежность сжимается и вновь наполняет его рот. Он лижет до тех пор, пока не впитывает все до последней капли, затем встает на колени, хватает меня за бока и переворачивает. Подкладывает мне под живот подушку, после чего берется за бедра и проводит членом между ягодицами.
Что бы там ни болтали друзья, надеюсь, он не думает о том, чтобы вставить туда свой член. Я не готова к тому, чтобы меня пырнули агрегатом величиной с предплечье, а вовсе не с изящный пальчик.
Он усмехается глубоким, бархатистым голосом.
Обещаю, сегодня не буду входить в эту дырочку.
Ни сегодня, ни когда-нибудь потом, – я верчу головой, чтобы лучше его видеть. – Даже не мечтай.
Обещаю, что не буду растягивать твою попку без согласия, мо крау.
В этот раз он входит в меня медленно, затем неспешно двигается. Мое тело начинает гудеть: эта новая поза… просто божественна! Он надавливает большими пальцами на мою поясницу, и – Санто Калдроне! – вспыхивают звезды, и не в окне, а прямо у меня перед глазами.
– Лор, – стону я.
Кончи вместе со мной, Биокин.
Его бедра движутся в мучительном ритме, он задевает внутри особенно чувствительную точку, раз за разом, пока желудок не сжимается, словно в кулак, а я не выкрикиваю имя Лора на все его королевство.
Наше королевство, – рычит Лор, на лбу блестит тонкий слой пота.
– Наше, – повторяет он уже вслух, и тембр его голоса такой же резкий, как движения бедрами.
Я тяжело сглатываю. Зверь, который занимается со мной любовью, может, и мой король, но я пока не его королева.
Сегодня, Биокин. Сегодня мы… – Его глаза темнеют, когда он входит в меня последний раз и замирает. И только та часть его, что сейчас во мне, продолжает двигаться: пульсирует, изливаясь в меня долгими и горячими всплесками. Это странно, что мне нравится даже то, как он орошает мое лоно своим семенем?
Сегодня мы это исправим, – хрипло говорит он, вырисовывая пальцами полумесяцы у основания моей спины.
Должно быть, у меня мозг превратился в кашу,
