Темные проемы. Тайные дела - Роберт Эйкман
– Это больше не наш дом, – отрезала Агнесса, – так что, строго говоря, вы не обязаны нас ни о чем спрашивать. Имеет ли мистер Блантайр какие-нибудь критические замечания касательно нашего ведения домашнего хозяйства?
– Никаких, – заверил я ее. – Мы с ним сошлись во мнении, что Кламбер-Корт – один из наиболее добросовестно сохраняемых объектов Фонда.
И что интересно, пыль к тому времени перестала клубиться – хотя я уверен, что она все еще лежала толстым слоем на полу комнаты, и в других комнатах, в коридорах, на лестницах и на наших сердцах.
Дома русских
Однажды, когда блаженный Серафим был еще ребенком, мать взяла его на вершину строящейся колокольни. Малыш оступился и упал с высоты полусотни метров прямо на булыжники внизу. Его растерянная мать бросилась вниз, ожидая найти лишь искалеченное тело, но, к ее удивлению и радости, Серафим ждал ее целый и невредимый. Впоследствии чудо-ребенок еще не раз подвергался смертельной опасности – и всякий раз необъяснимое спасение находило его…
Князь Феликс Юсупов
– Вас угостить выпивкой, сэр? – вежливо спросил Дайсон у старика. – Ну и видок у вас – будто призрака увидели!
Старик, привалившийся неловко к барной стойке, взаправду был бледнее простыни – но на выражение Дайсона ответил лишь слабой улыбкой.
– Может, и увидал – внутренним взором, – произнес он. – Спасибо. Немного виски – не возражаете?
– Я бы сказал, что чудо, что вы сейчас здесь, не говоря о том, что в целости и сохранности, – сказал мужчина за стойкой, которому было прекрасно видно, что творилось сейчас за выходящим на задворки окном. – Много кому из нашей клиентуры повезло не в пример меньше. Сейчас на весь западный край дороги опаснее не сыщешь. Предлагали даже прикрыть заведение на время – пока в нас какой-нибудь снегоуборщик не въехал.
– Как посмотришь на те места, что мы видели, – заметил Рорт, – так и подумаешь – тут бы всю деревню прикрыть. – Не очень-то вежливо с его стороны, но Рорту невдомек – он был из тех людей, что свои взгляды на что угодно распространяют на подавляющее большинство. Просто большинству не хватает честности признать их абсолютную правоту.
Прежде чем принять угощение, старик сделал нечто неожиданное – перекрестился, судя по всему, да только как-то чуднó, шиворот-навыворот – никогда такую манеру не встречал. А потом – опрокинул стакан залпом.
Я не католик, в религиозных обрядах почти не разбираюсь – может, я и увидел в этом его жесте то, чего задумано не было. Однако Гамбл, самый наблюдательный из нас во всем, что касается слов и поступков, тут же пристал к старику с вопросом:
– Вы полагаете, это изгонит призрака?
– Призраков, – ответил тот тихим, миролюбивым голосом. – Во множественном числе. Призрак-то у меня не один, много их – и поди их всех изгони… да и не работают они как надо, все эти ритуалы да обереги, у кого попало.
– А вы расскажите поподробнее, – встрял Дайсон.
– Изгонять духов дозволено лишь с санкции архиепископа – и только из тех, кто сам верует в свою одержимость. Это всяко не про меня. И раз я цел сейчас – то не дьявол за меня похлопотал.
– Но что-то потустороннее? – уточнил Гамбл. Перекрестные допросы – это его конек.
– Да, – все так же тихо и просто ответил старик. – Во всяком случае, мне так кажется. Оно было связано вот с этой штукой. – Из левого кармана жилетки он что-то выудил – может, монетку, а может медальон. В тусклом свете бара предмет, лежащий на его ладони, казался потускневшим от времени пенни.
Первым нашелся бармен:
– Поближе можно посмотреть?
– Не вопрос. – Старик протянул руку. – Но она ничего не стоит.
– Значит, просто талисман? – поинтересовался бармен.
– Скорее – дар на память. Зримый символ незримой благодати.
– У моей матери есть что-то похожее, оберег. Бабушка подарила на свадьбу – а самой вроде как от цыган достался. Вот эта надпись – она же на цыганском, да?
– Нет, – произнес старик. – На русском.
– Мы угостим вас еще, – сказал Гамбл, – если расскажете нам про Россию.
– Да, расскажите всю историю, – поддержал его Дайсон.
Вообще-то вся наша компания приехала сюда изучать рыбный промысел. Будущие агрономы, гидробиологи, экономисты, социологи, без трех минут журналисты затрапезных газет – и этот один-единственный старичок, из тех, что часто каким-то образом вклиниваются в подобные сборища и кого все остальные почитают за обузу. Стол нам накрывали местные деревенские, и каждый вечер после плотного полдника мы набивались в бюджетный бар – имелся по соседству более презентабельный, да тамошние цены ни капли не радовали. Шел наш третий вечер здесь; до него никто не помнил, чтобы старик проронил хоть слово. Из уважения перед его преклонными летами мы вели себя сдержанно, но заявлялся он поздно и рано уходил; и в любом случае, мы были так увлечены болтовней о рыбалке и будущих свершениях, что его присутствие нас не угнетало. Я сам подозревал, что старичку искренне нравилось нас просто слушать. Наши организаторы с ним не пересекались – вечерами собирались у помпезных конкурентов.
Одной из причин едва не стрясшейся со стариком беды послужили сумерки. Пока он вел свой рассказ, стемнело пуще прежнего, ночные сквозняки вползли под дверь по стылым каменным плитам. Изредка заходил одинокий селянин, тихо заказывал выпить, выбирал местечко к нам поближе – тоже, видимо, послушать. Если у бара и имелись постоянные клиенты – мы их распугали своими ежевечерними визитами.
– Не про Россию, – начал старик, – там я никогда не был, хоть и знал русских, в некотором смысле. Свел с ними знакомство в Финляндии. – Бармен вернул ему оберег, и теперь он его внимательно разглядывал.
– Их там тоже не особо жалуют? – Гамбл усмехнулся.
Рорт раскрыл было рот, собираясь возразить, но старик, пропустив слова Гамбла мимо ушей, уже начал свою историю:
– До выхода на пенсию я торговал недвижимостью. Была такая компания в те времена – «Парвис и Ко», в ней-то я и служил простым рядовым клерком. Все мне тогда говорили – мол, далеко пойду, а еще сам мистер Парвис, он отца моего знал хорошо, всячески поддакивал. У него своих сыновей не было, так ради меня он никаких сил не жалел – и тогда, и после еще долго… многим я ему обязан, мистеру Парвису. Так вот, он в тридцать третьем году умер, и я унаследовал большую часть компании. Вроде как опыта к