Роберт МакКаммон - Жизнь мальчишки. Том 2.

— А что прикажете мне здесь делать! — завопил мистер Моултри. — Лежать и терпеть боль, пока не лопнет голова?

— Я могу сходить наверх и принести тебе подушку, чтобы удобнее было держать голову, — негромко предложил шериф Марчетте.

— Дик? Как ты, Дик, в порядке? — донесся сверху тихий испуганный дрожащий голос. — Да я просто хоть куда! — заорал в ответ мистер Моултри. — Если я пролежу еще хотя бы полчаса с этой чертовой бомбой на животе и с переломанными голенями, то просто сдохну. Господи Всемогущий! Не знаю, кто ты такой, там, наверху, но ты еще больший идиот, чем тот парень, что уронил на меня бомбу, раз задаешь такие вопросы.., о Господи! Кто ты такой, черт тебя дери!

— Привет, Дик. — В дыре появилось лицо мистера Джеральда Гаррисона. — Как дела? — козлиным тенорком проблеял он.

— Отлично: мы только что остановили танцы и прилегли отдохнуть! Разве сам не видишь?

Лицо мистера Моултри начало покрываться красными пятнами.

— Что ты за идиот, Гар!

С огромной осторожностью выпрямившись на краю дыры в полу, мистер Гаррисон глянул вниз.

— Так это и есть та самая бомба, вот там? — снова проблеял он.

— Нет, это жирный гусиный огузок, — огрызнулся мистер Моултри. — Конечно, это и есть бомба, дурень ты несусветный!

Мистер Моултри забился, пытаясь, словно червяк, вывернуться из-под кучи мусора, но, не преуспев, только поднял ураганное облако густой удушливой пыли да завыл от боли. Отец оглядел подвал. В одном из дальних углов подвала виднелся профессиональный верстак, на стене красовался типографский плакат с надписью “МОЙ ДОМ — МОЯ КРЕПОСТЬ”. Рядом с первым плакатом висел второй, изображающий упитанного веселого негра, отплясывающего степ и широко размахивающего руками. Понизу плаката шла надпись: “Бремя белого человека”. Отец с интересом осмотрел верстак и обнаружил на нем кипу газет и журналов толщиной, может, все шесть футов. Потянув на себя верхний журнал, потрясенный отец увидел огромную голую грудь красотки блондинки на обложке журнала “Джагг”. Вперемешку с газетами по верстаку была разбросана всякая канцелярия — скрепки, резинки, карандаши и тому подобное. Под руку отцу попалась передержанная фотография, сделанная на “Кодаке”. На фото мистер Моултри в белом балахоне с винтовкой в руках обнимал за плечи неизвестного типа, в таком же балахоне и вдобавок в остроконечном колпаке-маске с прорезями. Мистер Моултри широко улыбался, явно лопаясь от гордости.

— Эй, Том, там мои личные вещи! — внезапно крикнул мистер Моултри, с трудом повернув голову и заметив, где стоит и куда смотрит отец. — Может быть, я ранен, но я еще не умер, ты не можешь запросто копаться в моем барахле, понятно?

Бросив фото на верстак, отец молча вернулся к шерифу Марчетте. Наверху, прямо над их головами, изнывал и нервно скрипел подошвами на перекошенном полу мистер Гаррисон.

— Эй, Дик, — наконец снова подал он голос, — я только хотел заглянуть к тебе, и все. Чтобы убедиться, что ты.., ну, в общем, жив и все такое, сам понимаешь! Ты слышишь меня?

— Да, я еще жив, Гар! Еще не сдох. Это так же точно, как точно и то, что эту бомбу моя жена накаркала — ведь это она, чуть что, насылала на меня кару Господню.

— Мне нужно ехать, Дик, — смущенно объявил мистер Гаррисон. — Вся моя семья уезжает. Скорей всего мы вернемся только после Рождества, наверное, завтра. Скорей всего около десяти утра. Ты слышишь меня, Дик? В десять утра!

— Да, я слышу тебя! Мне наплевать, когда ты притащишь обратно свою трусливую задницу!

— Хорошо, Дик, я просто хотел, чтобы ты знал, что я вернусь завтра, на следующий день после Рождества в десять утра. Я думал, что тебе нужно это знать, чтобы.., ну просто, чтобы знать и помнить о времени, и все. Чтобы ты смог верно поставить часы.

— Чтобы я мог поставить часы? Ты что, Гар, спятил… — Мистер Моултри внезапно замолчал. — Ах да. Черт, Гар, все в порядке. Я обязательно поставлю часы на десять.

Мистер Моултри улыбнулся, и его лицо, в подсыхающей корке из пыли и пота, повернулось к шерифу Марчетте.

— Дело в том, что мы, Гар и я, договорились помочь завтра нашим друзьям освободить гараж. Ну, на следующий день после Рождества. Вот зачем он все твердит мне о времени, о том, когда вернется. — Что это за друг, Дик? — спросил мистера Моултри шериф Марчетте. — О ком это ты говоришь?

— Этот парень живет в Юнион-Тауне, Джек, — торопливо отозвался мистер Моултри. — Ты его не знаешь.

— Я знаю всех жителей Юнион-Тауна, — твердо возразил шериф. — Так как же его зовут, Дик?

— Джо, — отозвался мистер Моултри, одновременно с тем, как мистер Гаррисон крикнул сверху:

— Сэм.

— Джо Сэм, — торопливо поправился мистер Моултри, улыбаясь и обильно истекая потом. — Джо Сэм Джонс.

— Сдается мне. Дик, что тебе не удастся помочь завтра никакому Джо Сэму Джонсу разобрать его гараж, — покачал головой шериф Марчетте. — Сдается мне, что ты встретишь утро этого дня в чистой постели в уютной и надежной палате какой-нибудь больницы.

— Эй, Дик, я ухожу! — крикнул сверху мистер Гаррисон. — Уверен, у тебя все будет хорошо, так что не бери в голову.

С последним словом мистер Гаррисон случайно задел ботинком маленькую серебристую звездочку, давно уже балансировавшую на краю пробитой бомбой дыры в полу. На глазах у отца серебряная звездочка стронулась с места и полетела вниз, плавно и грациозно, словно большая снежинка в тихую зимнюю ночь.

Звезда ударилась в один из стальных стабилизаторов бомбы и разлетелась на тысячи блестящих кусочков стекла.

В последовавшую за этим секунду полной тишины все четверо собравшихся в доме мужчин услышали это.

Из бомбы донесся негромкий шипящий звук, как будто внутри нее проснулась гадюка, растревоженная в своем гнезде негромким звуком расколовшейся елочной игрушки. Потом шипение стихло, и взамен из недр бомбы донеслось медленное и зловещее тиканье: совершенно не схожее с успокоительным домашним тиканьем будильника, а скорее напоминавшее набирающую обороты машину.

— Вот.., черт! — прошептал шериф Марчетте.

— Господи помилуй! — проблеял мистер Моултри. Его лицо, всего секунду назад пылавшее румянцем от раздражения, стало желтовато-белым, словно у восковой куклы.

— Бомба заработала, — сказала отец, которому от волнения перестало хватать воздуха.

Речь мистера Гаррисона была еще более краткой. Все сказали его ноги, которые моментально вынесли его из покосившегося домика мистера Моултри вон, по вздыбленному холмиками полу, через скособоченное крыльцо — к припаркованной у обочины машине, да так шустро, словно мистер Гаррисон был ядром, выпущенным из пушки. Взревев мотором, машина мистера Гаррисона унеслась прочь подобно “Беспечному ездоку”. Не прошло и мига, как от приятеля Моултри осталось только облачко голубоватого дымка.