Андрей Дашков - Презумпция виновности

Отчего-то я представил себе, как позади нас «кашляют» и «задыхаются» тысячи проклятых друидов, превращенных в зеленые застывшие тени. Искры вылетали из адской топки; копоть и сажа оседали на едва проснувшихся деревьях. Высокая труба изрыгала блевотину механического монстра. И еще неизвестно, что больше нравилось Мозгляку – сама окружающая хрупкая красота, застигнутая в растянувшийся момент крушения, или ощущение сатанинской власти и мощи: ведь тот, кто может уничтожить совершенство, почти подобен тому, кто его сотворил…

А потом сады поредели; лишь кое-где остались розовые острова, похожие на стаи околдованных фламинго. Вскоре и они распались на отдельные деревья – уродливые, скрюченные, вырождающиеся… Сад еще мог показаться издали красивым; отдельное дерево – никогда. Чертовски похоже на человечество!

Снова «Ти-Рекс» мчался по голой, выбритой ураганами степи, набирая максимальную скорость, пока позволяли рельеф и состояние рельсового пути. Я шарил биноклем по сторонам; удобных мест для засады в пределах видимости не наблюдалось – если только компы не научились закапываться в твердую, как крышка гроба, почву. А вот мина или подмытый откос – это уже по части Господа Бога. Нас привели сюда, чтобы мы сыграли в рулетку в его казино, не спрашивая согласия ни у кого, даже у Мозгляка. И ставки взлетели до потолка с тех пор, как мы сели на адский поезд.

Старая, добрая немецкая оптика! Благодаря ей я заметил Черного Ангела издали. Но это не означало, что я выиграл время, – все равно уже ничего нельзя было изменить.

И сразу накатила тошнота. Утонченный Мозгляк назвал бы это «плохим предчувствием». Наверное, мой желудок куда нежнее сердца!.. Солнце превратилось в глумливый глаз, висящий в фокусе голубого параболоида небес, – и отчаянно захотелось выбить его камнем или пулей, чтобы наступила тьма, которая сокроет мой позор. Ведь когда является Судейский Посол, унижения не миновать. Не важно, по чью душу; я давно перестал получать мелкое удовольствие, наблюдая, как из других людей начинает сочиться дерьмо – стоит лишь надавить посильнее…

Почти тотчас же зоркий Рюха, отбывающий вахту машиниста, начал тормозить.

– Что там такое? – лениво осведомился Мозгляк, которого сила инерции слегка побеспокоила и прижала брюхом к спинке диванчика. Мне пришлось вцепиться в ограждение. Гыдло, сидевшее на корточках возле пулемета, едва не вылетело с платформы.

– Черный Ангел.

Кажется, меня выдало совершенное безразличие, с которым удалось произнести эти два слова.

– А-а, давненько их не было… – Мозгляк зевнул и поморщился от скрежета колес – Рюха применил экстренное торможение, чтобы, не приведи Господи, не раздавить Посла. Все знают, что бывает за Покушение. На моей памяти никто, даже самые закоренелые маньяки, не решался на это. А психи внезапно становились нормальными, как только получали Вызов…

Вот и сейчас я не ощущал ничего похожего на спокойную готовность сражаться и умереть. Наоборот, меня охватила отвратительная слабость: ватные конечности, пустота в голове и горькая желчь во рту… Мне оставался еще год до конца срока: двенадцать месяцев – пятьдесят с лишним недель – триста шестьдесят дней и ночей с Жасмин… Я тщетно надеялся, что Судейская канцелярия тоже в курсе этой нехитрой арифметики…

Ангела уже можно было в подробностях разглядеть и без бинокля. Конечно, он был одет в черное и сидел на бледной кобыле. Она стояла между рельсами, спокойная, как Кладбищенская Кляча – призрак, являющийся незадолго до смерти кандидатам в покойники. Подозреваю, что она даже не дернулась бы, пока бронепоезд не врезался бы в нее на полном ходу…

Однако призраков я не боялся. Даже тех, которые блуждают в немытых трущобах моей памяти. Черный Ангел вывалился как раз оттуда – но во плоти! Я снова «узнал» его: и широкополую шляпу, и черный плащ, и длиннополый сюртук, и красную повязку нейрохилера на правой руке, и белые кисти художника-извращенца, и восковое лицо. Еще не различая мелких черт, я готов был поспорить, что за мутными, будто засиженными мухами стеклами очков можно увидеть два зеленых кошачьих глаза, и это казалось мне гораздо более противоестественным, чем розовые бельма альбиноса или голубые льдинки Белого Херувима.

В черной лоснящейся кобуре, висевшей на поясе у Ангела, покоился излучатель – оружие, внушавшее не меньший мистический трепет, чем какой-нибудь древний меч, обильно омытый в крови врагов. По правде говоря, даже больший…

Мозгляк ворчал себе под нос насчет «траханных бюрократов» и «непредвиденной задержки». Я поймал себя на том, что до сих пор не знаю, какой срок он отбывает, а главное – за какие преступления. Он всегда выглядел настолько уверенным в себе и в своем будущем, словно схлопотал пять тысяч лет за то, о чем и помыслить невозможно. Без надежды на амнистию. По приговору, не подлежащему пересмотру. Тогда и я на его месте, пожалуй, топтал бы Зону, поплевывая на все и на всех, – первые лет сто. Однако не сомневаюсь, что остальные четыре тысячи девятьсот превратились бы в кошмарную, чудовищную, невероятную, сверхдолгую пытку! И ведь с собой кончать бесполезно. Начнешь все сначала – да еще пару столетий припаяют за попытку «побега».

В общем, Мозгляку не позавидуешь – если, конечно, я не ошибся и он не приставлен к нам в качестве еще одного пыточного инструмента, эдаких интеллектуальных клещей для срамных мест. Самое срамное – это, конечно, мозги. Ну, в таком случае у нас еще все впереди!

Как видите, мои мыслишки-белочки забегали в своих колесиках, устроив бесполезное представление; и даже накормить бедных голодных «зверьков» мне было нечем. Я тупо стоял и ждал, вцепившись побелевшими пальцами в ржавое металлическое ограждение. В глубине души я уже знал, по чью душу явился Черный Ангел.

Он тоже оставался неподвижным до последней секунды. Ублюдок со стальными нервами глядел в сторону надвигавшейся на него стальной громады. И хотя он был тощим и не очень сильным на вид, его «сталь» оказалась крепче нашей. Сцепка передней платформы замерла в пяти шагах от копыт бледной клячи. Ствол пулемета, оказавшийся направленным ей в голову, смутил незнакомца не больше, чем растерянная рожа Гыдла, которое успело скатиться под насыпь и побежало к ближайшему бронированному вагону. Смешное создание! Как будто от Ангела можно спрятаться…

Кажется, я назвал Судейского незнакомцем. Мне действительно неизвестно его имя. Но, например, у смерти тоже нет имени – и тем не менее, когда говорят о ней, каждый считает, что точно знает, о чем идет речь.

Парни побросали оружие и повысовывали головы из башен, а также из тамбуров. Появление Ангела – какое-никакое развлечение для тех, кого на этот раз пронесло. Смахивает на опасную игру. Правило одно-единственное: проигравший выбывает… Всем было любопытно, кто станет следующим. Меня этот вопрос уже не волновал.