Олег Маркеев - Таро Люцифера

Корсаков покосился на водителя. Парень, вроде бы молодой, тридцати нет, а клеймил, как седой ветеран.

«Средняя школа или путяга. В армии отбарабанил. Не сидел, но в криминальной среде болтался. В бандиты не выбился, из пролетариев убежал, ни денег, ни ума не нажил, — на глаз определил Корсаков и подытожил: — Пасынок реформ».

— Чем тебе Лужков не угодил? — задал вопрос Корсаков, просто чтобы поддержать разговор.

Парень злорадно хохотнул.

— А что мне его любить? Я на его стройках год корячился. Горбом своим отрабатывал то, что мама с папой меня не в том городе родили. Вот ты москвич?

— Прописка есть, — уклончиво ответил Корсаков.

— По твоей логике получается, что я тоже москвич.

— Не по логике, а по закону.

— Сказал тоже — по закону, — хмыкнул парень. — Закон у вас, как в дурдоме, кто первым встал, тому и тапочки. Первым штампик в паспорт получил — москвич. Не успел — иногородний. Раньше инородцами обзывали, кто рожей не вышел. А теперь — «иногородний». Типа есть город Москва. А что не Москва, то Ино-город! — хохотнул он. — И если ты в ином этом городе жить уже не можешь, то в Москве тебе светит только стройка, ларек, рынок или это… На Тверской кое-чем торговать. Вот ты как прописку получил?

— Паспорт дали, а в нем уже прописка была.

— Повезло, значит. А я за бабки купил. Но по закону, не боись. Отвалил со стройки, прорабу зарплату отписал, чтобы не возбухал. Поторговал с вьетнамцами на рынке. Блин, весь ихними палочками провонялся! Но платили хорошо. Поднакопил бабок, обернулся четыре раза за тачками в Голландию. Потом выцепил одну лярву, тоже на рынке ошивалась. Добазарился с ней на три штуки. Сходили в ЗАГС, отштамповались. А дальше, будьте любезны, «мужа к жене прописать». И вот этом Лужку! — Он на секунду выпустил руль и хлопнул себя ребром ладони в согнутый локоть. — И всем сразу — во!

«Мне бы твои проблемы», — с тоской подумал Корсаков.

Закурил, чтобы не участвовать в бессмысленной беседе.

— Вот почему говорят, что иногородние в Москве больше всех совершают преступлений?

Водителю был нужен не собеседник, а слушатель. На затихшего Корсакова он не обратил внимания.

— Не, я не спорю, все правда. А почему это так? Нет, ты не бычься, а подумай! Потому, командир, что озвереешь, на такое глядючи. — Парень свободной рукой ткнул в яркие витрины. — Ну подумай сам, кто же будет корячиться, как рыба об лед, костями греметь, когда тебя сразу сказали — срань ты иногородняя! И ни фига тебе здесь не светит. Здесь люди живут. Люди! Понял, да? А я, значит, типа уже не человек? Говно, значит, за всеми выгребать, человек. Кирпичи на морозе таскать — человек. А как жить, как человек, так — иногородний!

Он зло зашкрябал у себя под носом.

— Вот усы у меня были. Классные! У нас все в усах ходят. Так что? Пришлось сбрить. Менты задолбали останавливать. Я им паспорт с регистрацией сую, а они рожи воротят. Говорят, морда у меня иногородняя, за версту видно. Сказали, у них типа приказа есть — проверять всех с усами. Либо чечен, либо без регистрации. Стопудово. Короче, сбрил я их. Опять начался гимор. Типа, в паспорте в усах, а на роже усов нет. Подозревают, как пособника террористов, прикинь! И опять башлять Васе каждому менту. Во жизнь! Блин, думаю, попал! Но я уже ученый, хрен меня укусишь. Короче, сейчас думку гоняю, как, типа, паспорт потерять и новый выписать. Чтобы на фотке путем выглядеть: без усов, в гаврюхе и белой рубашке. Чтобы все чин-чинарем было.

— Еще очки надень, — подсказал Корсаков.

Водитель радостно заржал. Потом осекся и задумчиво произнес:

— А это — мысль. Спасибо за подсказку.

Корсаков отвернулся к окну. Устало закрыл глаза.

Водитель замолчал. Покрутил ручку приемника. В эфире был сплошной треск.

— Слышь, командир. А тебе водитель, или типа того не требуется? Машина моя, права категории «С». Или еще какая работа. Я все могу. Ремонт по полной программе, например. Или охранником.

— Рисовать умеешь? — лениво отозвался Корсаков.

— В смысле, стенки красить?

— Нет, рисовать. Картины писать маслом.

Водитель вздохнул.

— Акварелькой в школе получалось. Но потом в руки только малярная кисть попадалась. Ты уж извини. Облом.

— Значит, не сложилось. А то бы в ученики взял.

— А ты, что — художник?

— Да. Причем, известный.

— О! А похож на музыканта. На этого… Который «как молоды мы были». Он еще пискляво так умеет, аж уши закладывает.

— Градский, — подсказал Корсаков.

— Во! Только ты на морду гораздо худее. И без очков.

Корсаков через силу хохотнул.

— Спасибо за комплимент!

— Кушай на здоровье. А из художников я этого уважаю… Как его? Еще в Америке живет, в америкосовском камуфляже ходит и наших хромачах. Ну ты же должен знать…

— Шемякин.

— Во, точно! Вот кого уважаю. Хоть и в очках, но рожа конкретно бандитская. Сразу видно, из правильных пацанов. Слышь, а он правда замок в Штатах купил? Я по телику слышал.

— Правда.

— Вот так и надо, — одобрил парень. — Свалить, волчарой прогрызться — и замок у них купить. Всем назло. И срать на всех с самой высокой башни!

— Идея понятна. Очень американская, кстати. Сам-то откуда?

Парень скис.

— Из Казахстана. Типа, беженец. — Он быстро ожил. — А что это меняет? Что?

— Ничего. Умные люди говорят, что русскому дальше Москвы ехать некуда.

Парень, раздумывая, покачал головой.

— Резонно. На ихний Нью-Йорк меня уже не хватит.

Машина миновала пикет ГАИ, вылетела на Кольцевую, развернулась на отводной дуге. Впереди цветными огоньками окон засветились башни новостройки.

— Вот она — стройка века. — Парень кивнул на огни. — Век бы ее не видеть! Целый год бетон месил и плиты клал. Вот, зуб даю, сейчас мужиков опять на леса погнали. Только ветер стих — и айда. Хватай больше — кидай дальше, отдыхай, пока летит. У тебя там квартира, или как?

— Мастерская, — без особого энтузиазма соврал Корсаков. — Хочу проверить, целы ли окна.

— А этаж какой? Если выше пятого, то считай, что вместе с рамами в дом вдуло. Там же, на верхотуре, такой ветер, ого-го!

— Знаю.

— Ничего ты, художник не знаешь. Вот половил бы плиту бетонную руками, когда ветром ее качает, а вниз аж смотреть страшно. Тогда бы…

Он неожиданно замолчал.

Дорога была новенькой четырехрядкой, прямой и пустынной, как взлетная полоса. Машина сама собой стала постепенно набирать скорость. Все быстрее, быстрее, быстрее… Пока в щелях не завыл сквозняк, и прерывистая разметка не превратилась в сплошную линию.

Корсаков бросил взгляд на спидометр. Стрелка неукротимо ползла к отметке «сто». Посмотрел на водителя.