Олег Маркеев - Таро Люцифера

— Chez moi, les infants de la veuve! Chez moi!! — отчетливо прошептал мужской голос. Тихий, но еще полный силы.

Корсаков против воли пошел на зов. Скользя по окровавленным и измазанным слизью телам. Тварей, нежитей и человеческим.

В самом центре кучи его ноги разъехались, попав в свежую жижу внутренностей варана. Корсаков тяжело плюхнулся на колени.

В человеке, по пояс заваленному убитыми, он не сразу узнал Рэдерика. Слишком было измочалено лицо. Только глаза остались прежними: цвета январского неба. И такие же ясные и студеные.

— Они устроили засаду, — прошептал разбитыми губами Рэдерик. — Я сделал все, что смог.

— Анна жива?

Рэдерик опустил веки.

— Где она?

Рэдерик вдруг цепко схватил его за руку.

— Таро! — на выдохе прошептал он.

— Далось вам это дерьмо!!

— Таро! — повторил Рэдерик. Распахнул глаза. В них смешивался лед предсмертный и огонь ярости. — Та-а-ро-о!

Корсаков не знал, что ответить.

Редерик с трудом разлепил губы.

— Брось меня, — прошептал он. — Здесь все кончено. Иди. Сражайся или… умри.

Он еще крепче сжал руку Корсакова, боль от стальных пальцев сделалась нестерпимой.

Корсаков зашипел и попробовал отцепить мертвую хватку. Пальцы натолкнулись на рукоять хлыста, за петлю подвешенную к запястью Рэдерика.

Показалось, что Рэдерик чуть заметно кивнул.

— Что? Взять?

— Да, — едва слышно прошептал Рэдерик. — Пулей… нельзя. Только… серебро.

Последнее слово он выдохнул со свистящим звуком. Разбитые губы замерли. И сквозь них проклюнулся алая струйка. Змейкой поползла по скуле к уху.

Корсаков свободной рукой закрыл остекленевшие глаза рыцаря.

По одному, выпрямляя, как гвозди, разогнул мертвые пальцы. Снял с белой кисти петлю. Подхватил тяжелую рукоять боевого хлыста. Выпрямился. Длинный чешуйчатый язык хлыста вытянулся из-под груды тел.

Корсаков медленно обвел взглядом поле боя. Готический зал был завален трупами. Тела в боевых доспехах лежали вперемешку с тушами монстров, словно сошедшими с полотен Валледжо. Из кучи тел, на которой распростерся Рэдерик косо торчало древко знамени. Черно-белое полотнище, священный Бонсеан рыцарей Храма, поникнувшее и заляпанное кровью, до пояса укрывала тело погибшего воина.

В груди Корсакова вспыхнул белый огонь ярости.

Гортанно вскрикнув, он взмахнул кнутом и обрушил страшный удар на распростертые у ног тела.

В глазах полыхнуло белое пламя. Сердце обмерло и гулко ухнуло в пустоту.

Громкий, требовательный пиликающий звук вытащил из оцепенения.

Корсаков покачнулся. Чешуйчатый язык хлыста свился змеей и острыми шипами проскреб по полу.

Квартира была пуста. И совершенно нетронутой. Будто и не было ничего. Под потолком горел китайский фонарик, освещая мирное гнездышко молоденькой девушки.

Громко пиликал телефон под тахтой.

Корсаков устало плюхнулся на постель. Снял трубку.

— Вы зря тратите время! — раздался раздраженный голос Магистра.

Корсаков сглотнул ком в горле.

— Рэдерик…

— Я знаю! Как и то, что у вас осталось всего два часа. Точнее, сто десять минут.

Корсаков неожиданно для себя рассвирепел.

— Да?! А сколько осталось у вас, уважаемый? Что будет, если я на все забью и больше ни шагу не сделаю?

Магистр громко задышал в трубку.

— Только не лопнете от злобы, дядя! — добавил Корсаков.

— Нет, я не буду вам угрожать, не надейтесь, — ровным голосом произнес он. — Вы же видите, что творится. Мы уже еле сдерживаем силы, которые вы разбудили. Думаете, что ураган случился просто так? — Он выдержал паузу. — Отбросьте сомнения и действуйте. Теперь вас ничто не остановит.

— Откуда такая уверенность? — со злой иронией спросил Корсаков.

— Вы получили знания.

Корсаков вспомнил слова Марии. И пророческий огонь в ее глазах. И промолчал.

— Время работает против вас.

— Где Анна?! — выкрикнул Корсаков, почувствовав, что Магистр готов положить трубку.

— Если до полуночи найдете Таро, наберите номер: семь шестерок. Запомнить легко.

В трубке вместо гудков отбоя повисла глухая тишина.

Корсаков отбросил трубку и рухнул на спину.

— И что дальше?

По телу поползла волна неприятного онемения. Мышцы тугими судорогами сводило от усталости. Опять проснулась колющая боль в ранах и синяках. Веки сами собой закрылись.

Он перебрал в памяти события последних суток и удивился, что жив и, вообще, еще находится в здравом уме.

Спохватился, резко вскинулся, в глазах сразу поплыло от прилившей к голове крови. Хлыст помешал взять трубку. Корсаков махнул рукой, и чешуйчатый гибкий хвост хлестко щелкнул по полу.

Разобравшись с назначением клавиш, Корсаков нажал нужную.

— Привет! — в тягучей тишине квартиры раздался голос Анны. — Оставляю это сообщения персонально для тебя. Если позвонишь, то узнаешь, что я тебя люблю и жду в твоем новом доме. Это сюрприз. Приезжай на Арбат к одиннадцати. Раньше не успею.

Корсаков прослушал сообщение дважды. Оно никак не хотело укладываться в голове. Казалось, что голос Анны прилетел из совершенно иной, солнечной и понятной жизни. Из мира людей.

Игорь достал из кармана визитку Анны. Набрал номер ее мобильного.

«Абонент временно недоступен или находится вне зоны действия сети».

Глава последняя

В «трубе» отчаянно воняло мочой, пролитым пивом, сырым табачным дымом, мокрой кожей курток, носками, перегоревшими духами и толчеей сотен тел. В подземный переход под Арбатской площадью мелкий дождь и холодный ветер согнал всех завсегдатаев пятачка у станции метро. С «парапета», как это место называлось в местной топонимике.

Пережившие ураган «пасынки Арбата» напоминали стаю перевозбужденных галок, забившихся под теплую стреху. Пили и горланили больше обычного. Братались, целовались, дурачились, угощали и угощались, как члены первобытного племени, избежавшие гнева божества с невнятным именем и мало вразумительными функциями. Ну, тряхнул, потряс небо и землю, устроил репетицию Конца света, напугал до смерти, вымочил до нитки, но все же обошлось, значит, можно жить дальше, как и жили. Одним днем.

Корсаков, с верхней ступеньки разглядывая толпу, вдруг остро ощутил, что прежняя жизнь кончилась. Никогда больше он не войдет в эту тусующуюся массу своим. Никогда больше не ощутит блаженства растворения среди себе подобных: неприкаянных, не умеющих устроиться, живущих божьим промыслом талантов и ничтожеств.

Семь лет чистилища подошли к концу. Ад клоаки жизни, куда он добровольно низвергнулся с высот славы и успеха, распахнул свои врата, и дежурный черт пинком выкинул реабилитированного грешника. В полную неизвестность новой жизни.