Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари

– Я вообще не пью…

* * *

Утром Саша проснулся совершенно разбитым. В висках пульсировала боль, горло саднило. Температура еще, что ли…

Под пятьдесят звонков от Кати, еще больше сообщений.

Саша пошел в туалет. Зеркало безучастно отразило очередные зачатки жировиков. Пока что пять новых. Но ведь будут и другие?

По спине от этой мысли пробежал полк мурашей. Будут и другие.

Раны на спине выглядели ужасно. Мазью обработать бы, да не успел купить. Швы на руке и бедре вроде подживали.

Сперва он записал Кате аудио, что, мол, все в порядке, так и так… Она тут же стала засыпать его гневными голосовухами в ответ. Саша сперва оправдывался и отвечал, а потом бормотнул: «А пошла ты!» и набрал бригадира.

«Да, сегодня не выйду. Другого найдешь? Ну ищи, чмо ты сраное, хоть десять других! У тебя единственная стройка в городе, что ли? Иди в жопу!»

Потом он позвонил Петровичу и взял адрес того «знахаря».

– Дак давно надо было, ёптыть! Там же дело такое, что чем больше ждешь, тем сложнее потом ту порчу выудить из человека!

Саша молча слушал этот бред. Даже сейчас он не верил до конца, что какие-то проклятия существуют, не говоря уже о том, что на нем одно из них.

Но, сука, вот же доказательства лежат, перед ним! И новые созревают, как яблоки на дереве. Если это не закончится, то можно будет новый хлам каждый день продавать на барахолке возле Центрального рынка.

Чтоб быстрее попасть к знахарю, он совершил расточительный для себя поступок: вызвал такси. Водитель нашелся быстро, Саша как-то себя не совсем уютно чувствовал и ерзал, чувствуя, как созревающие предметы чуть ли не грозят прорвать кожу.

– Что, к стоматологу?

– А?..

Саша поймал глаза водителя в зеркале заднего вида. Подвешенные кубики игральных костей болтались тут же.

– К врачу едете? Дерганый какой-то вы.

– Д-да.

– Ясно.

Остаток пути они проделали в тишине. Саша вывалился из машины, хлопнув дверью чересчур уж сильно, и побрел к подъезду, спиной чувствуя взгляд водилы. И чё привязался? К врачу или нет – тебе какое дело вообще?

Он заскочил в подъезд, без домофона, а потому основательно зассанный. В ноздри шибануло амбре бомжацкого стойла, и глаза заслезились.

Под ногами шуршали обертки и сухие листья, хрустели осколки стекла. Саша зацепил кроссовкой жестяную банку из-под «Нескафе», она звякнула и перевернулась, вываливая прогорклые бычки. Лестница гудела, а эхо разносило топот по этажам.

Кто вообще тут жить может, кроме бичей?

На одной из облупленных дверей красовался нужный номер: «24».

Саша постучал, но дверь подалась сама собой. Где-то в кармане зажужжал телефон. Катя, ребята? Или еще кто?..

Он шагнул в коридор. Пахнуло чем-то знакомым, вроде бы борщом и пельмешами горячими, со сметаной. Он побрел на запах, к кухне, но тут же раздался лающий голос:

– В комнату иди! И не разувайся.

На черном от грязищи полу всякой дряни валялось еще больше, чем в падике, и Саша хмыкнул.

Окно было плотно завешено. Под потолком горела тусклая лампочка. Сумрак расходился вокруг нее тенями и копошился в углах. На стенке висел ковер, и боковым зрением Саша уловил на нем шевеление. Тараканы, что ли?.. От запаха сушеных трав в горле запершило.

Посреди комнаты стоял грубый деревянный стол. В продавленном кожаном кресле сидел какой-то хмырь в замызганном драном халате – седая кучерявая борода, плешь с бородавкой. Он держал между ног посох с набалдашником в виде черепка мелкого животного. Саша невольно отметил еще одну деталь, и мерзкий ледяной паучок тревоги возник в затылке, сбежал по позвоночнику и растворился в пятках.

– Вы знахарь?

– Мы. Что надо?

– Вы сами должны… Ну, видеть, типа… – проблеял Саша.

Знахарь прищурился:

– Мы-то видим. Так что надо?

– Ну… Убрать жировики.

– Ложись на стол.

– А оплата?

– Расплатишься потом. И молчать!

Саша нахмурился. Знахарь кряхтел, выбираясь из кресла. Такого перешибить можно одной соплей, ежели что. Клюкой этой же по зубам – бац! Для острастки.

Знахарь молча пыхтел, разглядывая Сашу. Тот вытянул руки вдоль тела, лежа на столе.

«Ей-богу, как в гробу».

– Не того ты острастил, ох, не того… – пробормотал знахарь.

Саша вспомнил мать и день похорон. Кожа ощерилась мурашками. И опять возникли тени на периферии зрения. Некоторые ползли из ковра.

«Острастил? Что за чушь?..»

Знахарь одним движением распорол футболку. Саша хотел вскрикнуть, но сдержался. Сучий потрох! Футболка-то новая, Катя подарила.

Хлопнула дверь в прихожей, в квартиру потекли шорохи. Знахарь принялся за джинсы.

– Нет, штаны мне портить не надо…

Саша сел на столе и увидел в прорехе на бедре белесый жировик. И только сейчас понял, чем знахарь резал его одежду.

Та самая деталь… Ногти. Ороговевшие серпы не меньше пяти сантиметров длиной, не стриженные лет так двадцать, а может, и больше. Крепкие и острые.

Зашевелились тени за занавесками. Зашуршали обои.

– А вы…

– Молчать! – выплюнул знахарь в бороду.

Саша лег на спину и вцепился в края столешницы. Теперь его будто бы придавила к столу лапа-аутригер крана: не вдохнуть толком.

Послышались шаги. Комната наполнилась людьми. Они склонились над ним, и кое-кого он узнал: девушку, которая рылась в сумочке, из больничной очереди, детину со сломанным носом с того матча, дедулю-доктора с бородкой. Некоторые другие были ему смутно знакомы. Так, встречал где-то, может.

– Остращенные. Пока свое не заберут, не успокоятся, – квакнул знахарь.

Чужие пальцы погружались в его кожу. Вспарывали, разрывали, копошились. Щупали, изучали, тыкали. Переворачивали, тянули, искали.

Саша кричал, но мышцы оцепенели и не слушались. По телу будто пропускали электричество, одновременно прижигая кучей паяльников сразу, – он мычал и выл, слыша, как трещит кожа и влажно чавкают раны.

Довольная бледноватая рыжуля вытащила из кармана его джинсов айфоновский провод – Саша вспомнил, как душил им деваху и как сильно выпучились ее глаза, точно у жабы.

Детина захватил «Зиппо». Он умер тогда в больнице, после матча. Не приходя в сознание. Саше дали семь лет, помогла характеристика от тренера. Спустя четыре года он вышел по УДО.

Дедуля выудил из жировика на бедре пресс-папье: обезьяна-мать и детеныш. Спрятал ли он вообще труп этого престарелого дурня?

Карандаш… Перцовый баллончик… Кольцо… Часы… Брелок от ключей…

Темные улицы, аллеи парков. Красная пелена ярости перед глазами. И вот он бьет, душит, режет. Потом закапывает, сбрасывает с моста, сжигает.

Снова и снова хлопала дверь, шоркали подошвы по полу.

Вот он, Неджарахов из сорок третьей квартиры, – вытащил из Сашиной ноги свои четки.

Вот таксист, которого