Анна Радклиф - Итальянец

— Ведь я уже отдал вам его, синьор, — обиделся Спалатро.

— Да, я забыл, — смутился монах. — А теперь поднимайся по лестнице, да потише, не то разбудишь ее.

— Но вы сказали, что я должен ждать вас у подножия лестницы, синьор, пока вы… — испуганно возразил Спалатро.

— Хорошо, хорошо, — недовольно согласился Скедони и, повернувшись, стал один подниматься по лестнице, ведущей к потайному входу в комнату Эллены.

— Синьор, вы забыли лампу, — остановил его Спалатро. — У меня есть запасная.

Монах нервно выхватил у него лампу, но, вместо того чтобы продолжить свой подъем по лестнице, вдруг остановился, словно задумался.

— Свет может разбудить ее, — произнес он, словно размышляя вслух. — Лучше проделать все в темноте.

Но мысль, что в темноте он может промахнуться, остановила его, и он, не возвращая лампу, спустился снова вниз, чтобы еще раз наказать Спалатро, где ему ждать, и не шуметь, как только он даст сигнал.

— Я сделаю все, как прикажете, синьор, — успокоил его Спалатро. — Но обещайте, что позовете меня, когда все будет закончено.

— Обещаю, обещаю, — нетерпеливо ответил Скедони и теперь уже быстро поднялся по лестнице и остановился перед потайным ходом в комнату Эллены. За дверью было тихо, словно смерть уже опередила монаха.

Заржавевшая, давно не открывавшаяся дверь не поддавалась. Он испугался, что без шума ему не удастся ее открыть. В былые времена, надежно смазанная, она никогда не подводила. Наконец дверь поддалась, и он бесшумно проскользнул в комнату. Тишина успокоила его, он не потревожил сон девушки.

Прикрыв лампу ладонью, он окинул взглядом комнату и бесшумно приблизился к спящей. Услышав ее легкое дыхание, он осторожно осветил ее лицо. Несмотря на тени усталости и страданий и слезинки в уголках сомкнутых глаз, лицо девушки было спокойным. Вглядываясь в его черты, он вдруг заметил легкую улыбку, тронувшую губы, и в испуге отшатнулся.

«Она улыбается своему убийце! — в ужасе прошептал он. — Нельзя медлить».

Одной рукой держа лампу, прикрытую краем плаща, другой он стал торопливо доставать кинжал, но рука дрожала и пальцы неловко путались в складках одежды. Подобие недоброй гримасы искривило лицо Скедони. Наконец, достав кинжал, он вдруг заметил на шее девушки батистовую косынку, завязанную узлом, и с досадой подумал, что узел может помешать силе и точности удара.

В это время свет лампы, должно быть, помешал спящей, улыбка с ее лица исчезла, и выражение его изменилось. Девушка что-то прошептала во сне. Скедони, испугавшись, что разбудил ее, резко отпрянул и совсем закрыл лампу плащом.

Промедление оказалось роковым. Страх и неуверенность охватили монаха. «Неужели я не решусь сделать то, что задумал? Чего я медлю? — терзался он. — Не от этого ли зависит мое будущее? Ведь передо мной возлюбленная моего обидчика. Неужели я готов забыть то, что произошло в церкви Святого Духа?» Неприятные воспоминания вернули самообладание и уверенность, жажда мести придала силы, и рука монаха уверенно отодвинула край косынки на груди девушки и занесла кинжал. Но взгляд его упал на медальон, спрятанный под косынкой, и уже иное чувство остановило руку Скедони. Он оцепенел, дыхание остановилось, холодный пот покрыл его лоб. Это длилось всего мгновение, и он наконец снова пришел в себя. Склонившись, он впился глазами в миниатюру, вправленную в медальон. Ужасная правда открылась ему, и кинжал выпал из его рук. Более не раздумывая, он стал будить Эллену.

— Проснитесь, да проснитесь же! — громко выкрикивал он, тормоша девушку.

Бедная Эллена, разбуженная его криками и толчками, увидев бледный свет лампы и искаженное лицо монаха, похолодела от ужаса. Когда же ее взгляд упал на брошенный на край матраса кинжал, она все поняла и упала к ногам Скедони.

— О, пощадите, святой отец, смилуйтесь надо мной! — дрожащим голосом пролепетала бедняжка.

— Отец?! — в отчаянии воскликнул монах, но, опомнившись, взял себя в руки. — Что напугало вас, дитя мое? — промолвил он почти спокойно. Казалось, он уже забыл о своем злодейском намерении, и иные чувства владели им, толкая на иные действия.

— Смилуйтесь, святой отец, проявите милосердие… — продолжала умолять его бедная девушка.

Но монаха жгло нетерпение, его мысли были о другом, столь главном для него, что он даже не замечал испуга девушки.

— Чей это медальон? — нетерпеливо одернул он ее. — И чей портрет?

— Какой портрет? — в недоумении спросила ничего не понимающая Эллена.

— Откуда он у вас? Говорите!

— Зачем он вам, святой отец? — взмолилась совсем ничего не понимающая Эллена.

— Отвечайте! — все больше терял над собой контроль Скедони.

— Я не расстанусь с ним, святой отец! — осмелясь, воскликнула Эллена и прижала медальон к груди. — Зачем он вам?

— Почему вы не отвечаете на мой вопрос? Страх лишил вас языка? — воскликнул в волнении Скедони и, поняв, что выдает себя, отвернул лицо. Но через мгновение в нетерпении он схватил Эллену за руку и повторил свой вопрос. В голосе его было отчаяние.

— Того, кто на портрете, увы, уже нет в живых, — прошептала Эллена и, вырвав руку, расплакалась.

— Вы лукавите, — рассердился Скедони и окинул ее недобрым взглядом. — Я снова спрашиваю вас, чей это портрет?

Эллена, взяв в руки медальон, посмотрела на него долгим печальным взглядом и поднесла к губам.

— Это мой отец, — тихо промолвила она.

— Ваш отец? — глухо произнес монах и отвернулся, словно не выдержал ее взгляда.

Это поразило Эллену.

— Я не знала отцовской заботы, — промолвила она. — Лишь теперь я понимаю, как не хватает мне ее…

— Его имя? — нетерпеливо снова прервал ее монах.

— Теперь, когда… — попыталась продолжить Эллена, — когда, кроме вас, мне некому помочь, святой отец…

— Его имя! — грозно повторил монах.

— Это тайна, он был несчастлив… — попыталась возразить Эллена.

— Имя!

— Я дала клятву хранить его тайну… — защищалась, как могла, Эллена.

— Если вы дорожите своей жизнью, назовите имя! Помните, жизнью!..

Робкие попытки девушки сохранить семейную тайну не увенчались успехом. Монах был настойчив, он был на грани исступления, и бедная девушка испытывала смертельный страх.

— Хорошо, — наконец уступила она. — Его имя — Маринелла.

Из груди монаха вырвался стон. Он поспешно отвернулся и отошел. Но растерянность его была недолгой. Вернувшись к девушке, он помог ей встать с колен и, не дав опомниться, снова забросал вопросами:

— Откуда он родом?