Анна Радклиф - Итальянец

Его давний знакомый при случайной встрече узнал его лишь по взгляду, заставившему его, вглядевшись в черты лица монаха, с трудом признать в нем графа Маринеллу.

Встреча была столь нежелательна для последнего, что он всячески отрицал какое-либо их знакомство, но, когда были приведены неопровержимые доводы, Скедони был вынужден признаться. После этого друзья уединились и между ними состоялась беседа. О чем они говорили, осталось тайной, но результатом этой беседы была клятва, что в монастыре ничего не будет известно как об этой встрече, так и о прошлом Скедони. О последнем монах предупредил своего друга столь строгим и угрожающим тоном, что тот в страшном испуге поклялся молчать. Первое обещание он, судя по всему, выполнил, что касается второго, то узнать это не удалось, ибо после никто более не видел в Неаполе этого человека.

Скедони хотя и был тщеславен, но умел легко приспосабливаться к взглядам и предрассудкам окружавших его людей и вскоре стал одним из самых истовых поборников веры и своего рода примером самоограничения и жестокой дисциплины. Его приводили в пример новичкам в монастыре, которые смотрели на него с почтением, хотя следовать его примеру не спешили.

Этими панегириками в адрес Скедони дружба монахов с ним и ограничивалась. Они предпочитали восхвалять его бдения, но не подражать им. В большинстве своем братья боялись его, а многие даже ненавидели за гордыню и мрачность характера. Одних же пустых похвал Скедони было недостаточно.

Он провел в их обществе немало лет, но так и не достиг высшего сана, в то время как люди, с его точки зрения, ничтожные добивались этого. Слишком поздно он понял, что никогда не дождется в своем монастыре достойного признания. Тогда он решил искать другие пути. Он был в течение уже нескольких лет духовником маркизы ди Вивальди, но лишь совсем недавно поведение ее сына дало ему надежду завоевать особое доверие маркизы и стать полезным и незаменимым ее советником.

Он неизменно изучал характер, привычки и особенности людей, с которыми общался, что позволяло ему в нужное время извлекать из этого пользу. Обеспокоенная поведением сына, маркиза ди Вивальди была предметом его особого интереса и внимания. Узнав ее как женщину сильной воли и страстей, однако отнюдь не очень умную, проницательную или дальновидную, он решил умело потворствовать хотя бы одной из ее страстей или какому-либо из предрассудков, чтобы впоследствии, когда придет час, воспользоваться этим для обеспечения своего будущего.

В итоге он вскоре завоевал ее полное доверие и стал столь необходим, что мог уже умело внушать ей свои мысли и убеждения. Так, ему удалось подготовить ее к мысли, что он давно заслуживает одного из постов в церкви, о котором он давно мечтал. Вскоре маркиза сама предложила ему свою поддержку и хлопоты. Она же, в свою очередь, воспользовалась этим и попросила у Скедони совета в одном деликатном семейном деле. Речь шла о недостойном увлечении ее сына простолюдинкой.

Духовник и маркиза легко пришли к выводу, что только исчезновение очаровательной виновницы всех волнений маркизы может вернуть покой и согласие в семье ди Вивальди. Заточение в монастырь более не казалось маркизе достаточным, ибо ничто не могло удержать Винченцо от попыток вызволить оттуда свою возлюбленную. Поэтому требовались иные меры. Долго и терпеливо Скедони подводил маркизу к этой мысли и наконец добился успеха. Теперь ему предстояло сыграть главную роль в последнем акте этой драмы. Скедони сам должен был совершить жестокий акт возмездия, вернуть дому ди Вивальди честь и покой. А ему это сулило исполнение его заветной мечты о высоком церковном сане, да и позволяло отомстить дерзкому юнцу, унизившему его в храме. Однако странное смятение остановило руку Скедони в нужный момент, и он не совершил того, что должен был совершить. Теперь он снова спокоен и полон решимости. Эллена должна умереть сегодня же ночью. Через потайной ход, ведущий к морю, они со Спалатро вынесут ее тело и бросят в волны. Море примет и сохранит еще одну тайну.

Лучше было бы обойтись без крови, такая возможность у него была сегодня на берегу, когда Эллена потеряла сознание, но он упустил ее. Девушка уже подозревает, что ее хотели отравить, и вторая попытка не должна окончиться неудачей.

Спалатро был давним соучастником и доверенным лицом Скедони. Именно ему монах намеревался поручить главное — решить судьбу девушки. Этим он еще больше обретет власть над Спалатро и добьется его верности.

Была уже глубокая ночь, когда Скедони, все взвесив и обдумав, вызвал к себе Спалатро. Закрыв за собой дверь на ключ, как только тот вошел в его комнату, и приняв зачем-то другие меры предосторожности, хотя в доме, кроме запертой на верхнем этаже несчастной жертвы, никого не было, он поманил к себе пальцем Спалатро и, понизив голос, спросил:

— Ты слышал в ее комнате какие-либо звуки? Как ты думаешь, она уже спит?

— Я ничего не слышал, синьор, в этот последний час, — настороженно ответил удивленный Спалатро. — Я все время стоял у подножия лестницы, пока вы не позвали меня. Если бы она ходила по комнате, рассохшиеся половицы выдали бы ее. Старый пол совсем пришел в негодность.

— Тогда слушай меня внимательно, Спалатро, — сказал монах. — Я уже испытал тебя в деле и верю, что ты мне предан, иначе я бы не доверился тебе. Вспомни все, что я тебе говорил утром, и будь решителен и точен в своих действиях, каким ты был всегда.

Спалатро мрачно внимал его словам.

— Сейчас ночь, ступай в ее комнату, она давно уже спит. Вот, возьми это, — он протянул ему кинжал и темный плащ. — Ты знаешь, что с ним делать.

Монах умолк, впившись пронзительным взглядом в Спалатро, который сосредоточенно вертел в руках кинжал, проверяя остроту клинка. Взгляд его был пуст и ничего не выражал, словно он не понимал, что от него требуют.

— Ты знаешь, что делать, — властным голосом повторил Скедони. — Поторапливайся. Рано утром я должен уехать отсюда.

Спалатро, однако, молчал.

— Скоро рассвет, — заметил Скедони, уже начав нервничать. — Ты боишься? Ты весь дрожишь? Неужели я ошибся в тебе?

Спалатро молча сунул кинжал за пазуху и, перекинув плащ через руку, медленно и неохотно поплелся к двери.

— Поторапливайся! — повторил Спалатро. — Не медли.

— Не могу сказать, синьор, чтобы это дело было мне по душе, — наконец угрюмо промолвил Спалатро. — Не понимаю, почему я должен делать больше всех, а получать меньше всех.

— Грязный негодяй! — воскликнул возмущенный Скедони. — Так ты еще, оказывается, недоволен?

— Не больший негодяй, чем вы, синьор, — вдруг грубо ответил Спалатро и в сердцах швырнул плащ на пол. — Мне всегда приходится выполнять за вас грязную работу, а награды-то получаете вы. Мне перепадают крохи, как всякому бедняку. Или сами делайте свою работу, или платите больше.