Вампиры – дети падших ангелов. Голоса дрейфующих льдов - Молчанова Ирина Алексеевна
— Лайонел, не надо! — взмолилась девушка.
Тот не внял ее словам, как и тогда, в комнате невинного ребенка. И если в прошлый раз она лишь плакала, теперь мириться с тем, что он не считается с ней, не собиралась. Она подскочила к нему и рванула за шкуру на загривке, а потом у нее в животе взорвался огненный шар. Катя видела, что ягуар не обернулся, не взглянул на нее своими зеркальными очами, но у нее в глазах на миг почернело. Когда же темнота отступила, девушка увидела перед собой высокую стену из огня, отделяющую ее и Лайонела от Вильяма и всех остальных вампиров.
Катя, ощущая страшную усталость и пустоту внутри, обессиленно опустилась на корточки, обхватив колени руками.
— Как ты мог, — прошептала она, — он твой брат, ты же любишь его больше жизни!
Сухие глаза кололо, точно из-за осколков стекла под веками, хотелось освобождения, простых человеческих слез вместо этого беспощадного жжения и боли.
Ягуар лег перед ней и, не поднимая глаз, уткнулся мордой в колени. И в этот миг Катя ощутила обжигающее тепло, заскользившее по щекам, давая благословенное освобождение. Слезы капали на лежащую у нее на коленях морду, а девушка вслушивалась в звучавшую мелодию кристальной чистоты и думала о том, как же сильно устала от тоски и от этой своей больной любви.
Так прошло несколько минут, слезы быстро иссякли, Катя с глубоким вздохом провела ладонью по мягкой, источающей холодный аромат шкуре и тихонько сказала:
— Я люблю тебя, бесконечно люблю...
Ягуар поднялся, и она услышала приказ: «Иди за мной». Он бесшумно двинулся по аллее между белыми от цветов деревьями, подсвеченными огнями, и даже не оглянулся посмотреть, идет она за ним или нет.
Катя поднялась и, глядя ему вслед, такому самоуверенному и сильному, в сердцах крикнула:
— Какой же ты бесчувственный гад! — Она посмотрела на стену огня, за которой стоял Вильям со своей любовью, огромной как вселенная, нежной и искренней. А когда вновь перевела взгляд на аллею, там уже никого не было. Молчаливое сердце в ужасе сжалось при мысли, что упустило свое счастье...
— Не оставляй меня! — вырвался из груди яростный крик.
Девушка выслушала издевку эха, а затем порыв сильнейшего ледяного ветра сорвал с деревьев все до единого белые лепестки. Те закружились в сумасшедшем вихре и сложились вовсе не в три слова, которые она так ждала, а в два.
«Тщеславная девчонка!» — написал ей Лайонел. В ночи, под звуки их грянувшего вальса, зазвучал его смех. Лепестки устремились к девушке, осыпали ее лицо подобно поцелуям, а потом подхватили, точно крепкие руки, и понесли прочь из сада.
А на голых ветвях дерева остались сидеть две крупные летучие мыши, одна с тремя рожками на голове, а вторая с крупным носом.
— Безрассудный! — фыркнула рогатая.
— Влюбленный, — тактично поправила носатая.
— Одно и то же, — убито молвила мышь с рожками.
И обе, взмахнув крыльями, полетели во след за белой фатой из лепестков черемухи, благоухающих ледяным дыханием зимы.
* * *
На мосту возле перил стояли двое: босой чернокожий лохматый мальчик и белокожая девочка с волосами цвета снега, одетая в розово-голубое платье. На улице больше никого не было, вдоль канала горели фонари, впереди виднелся прекрасный купол Исаакиевского собора, озаряемый подсветкой. Черное беззвездное небо смотрело в гладкую зеркальную воду с желтыми огнями и зеленоватым отражением храма.
Йоро держал на мокрой ладони блестящий замок в виде сердца с выгравированными на нем буквами: «С тобою рядом и вечности мало».
А Кира держала в руке ключ с надписью: «Девочка моя, вечность — это слишком долго. Л. Н.»
Оборотень взял ключ, открыл замок и посмотрел на подругу.
Кира указала на железное зеленое кольцо из множества других, составляющих узор под планкой перил.
— Сюда.
Йоро защелкнул замок на перилах, а ключ, размахнувшись, зашвырнул в канал.
Мальчик с девочкой, очень довольные собой, весело переглянулись. Какое-то время они стояли плечо к плечу, глядя на тихую гладь воды, потом оборотень нерешительно спросил:
— Ты, случайно, не знаешь, он сделает ее счастливой?
Безмятежные фиалковые глаза обратились на него.
— Никто кроме нее самой не сделает ее счастливой. Просто не сможет. Счастье — оно внутри каждого из нас, но не всякий умеет его рассмотреть, не всякий осмеливается достать его на свет и показать другим. Скрытым ото всех счастье не бывает, потому что его прячут, мучаясь от стыда или страха. Какое-то время оно будет стучаться, желая вырваться, а если не выпустить, оно тихо умрет, без свободы нет счастья.
— Ты не любишь ее, — печально проговорил мальчик.
Кира мягко ему улыбнулась.
— Мне достаточно того, что ее любишь ты. А я... для меня она слишком земная.
Йоро горько усмехнулся.
— В твоих устах это звучит как приговор.
— Вовсе нет, — качнула девочка белыми волосами, — все что угодно, только не приговор, пока ее так беззаветно любят сильные мира сего.
Оборотень провел пальцем по холодному замку и констатировал:
— И ты не понимаешь за что они любят...
Кира пожала плечами.
— Я стараюсь.
Он вздохнул.
— Очень жаль...
— Она тоже меня не любит.
Оборотень внимательно посмотрел на свою собеседницу.
— Да, только вся разница в том, что она просто ревнует, а ты нет. Твои причины антипатии больше и глубже. А ведь она тебя спасла!
Кира опустила глаза.
— Меня спас ты.
Мальчик взял ее за плечи и, когда она на него посмотрела, промолвил:
— Нет, не я! И не у меня ты просила помощи. Выкини Катя тогда твое письмо, никто бы не пришел. У всех было слишком много других забот, у нее они тоже были, но она не прошла мимо твоей беды, как не прошла когда-то мимо моей.
— Ты совсем ее не понимаешь, — возразила Кира, в огромных фиалковых глазах отразилась печаль. — История всех ее поступков носит искупительный характер из-за недостатка, еще при жизни, душевных качеств.
Йоро отпустил плечи девочки, голос его прозвучал жестко:
— Я думал ты выше того, чтобы судить вот так. — Он отошел от нее и, вцепившись в перила, добавил: — Сотни добрых намерений разных святош никогда не сравнятся с одним поступком того, кому не хватает душевных качеств. От намерений до дела всякую добродетель отделяет слишком много ненужных слов.
Повисло тягостное молчание. Теплый сухой ветерок прогнал по асфальту пыль, расшевелил листья деревьев, клонившихся к воде, растрепал черные спутанные волосы мальчика и игриво раздул подол платья девочки.
Кира подошла к Йоро и нежно накрыла его руку ладонью.
— Невозможно заставить себя любить, но я попытаюсь... ты же знаешь.
Он не оттолкнул белоснежную прохладную руку, вдел свои пальцы между ее тонкими пальчиками и крепко сжал.
— Какая удивительная луна сегодня.
Девочка подняла голову и, глядя на золотой шар, точно погруженный до половины в алое марево, прошептала:
— Под стать кровавой ночи. Ни одной звезды. Ангелы закрыли глаза, чтобы не видеть этой бойни.
Йоро свел брови и презрительно закивал.
— Вот и я о том! Ангелы всегда закрывают свои глаза, когда становится слишком жарко и их работу вынуждены выполнять другие!
Кира грустно улыбнулся.
— Нет, Йоро, нам ангелы ничего не должны. Родители Цимаон Ницхи низвергнуты с небес и ходить им по земле, и носить на бескрылых плечах проклятие Господне еще долго. Может, вечность, а может, и две.
Теплый взгляд оборотня устремился на блестящий замок с гравировкой.
— А ты знаешь, что этот мост считают волшебным? — Мальчик притянул ее к себе ближе. — Если я поцелую тебя на нем, мы больше никогда не расстанемся.
Она засмеялась.
— Я пойду туда, куда пойдешь ты, и мы не расстанемся, пока ты сам этого не захочешь! Ведь даже если целую вечность буду искать, второго тебя мне не найти.
Йоро с некоторым сомнением хмыкнул.
Они медленно двинулись по мосту, а когда зеленые перила почти кончились, мальчик остановился и, прошептав: «И все-таки...», поднес руку девочки к губам и поцеловал.
