Цай Цзюнь - Заклятие

Я повесил голову. Приходилось верить ее словам. Я не представлял, что этот крошечный поселок мог иметь хоть какие-то средства сообщения с внешним миром. Здесь не могли появиться такие вещи, как телефон или телеграф. Это было удаленное от мира захолустье, и, если бы не было ежегодного верблюжьего каравана из уезда, ни один человек из внешнего мира ничего бы не знал о существовании этого поселения.

Мое сердце забилось от тревоги и беспокойства, я вспомнил свою Фэнь, на которой женился полгода назад: ведь она ждет меня. Но теперь мне придется в этом месте провести месяц с лишним, а они сочтут меня пропавшим без вести или же поторопятся посчитать меня погибшим в песчаной буре. От таких размышлений меня бросало в дрожь.

Уже взошла луна. В пустыне луна кажется большой, гораздо больше городской луны. Глядя на громадный лунный диск, я вспомнил с неудержимой тоской мою Фэнь. Я вернулся в дом, крошечную мазанку, сверху крытую сухим камышом. Это был пустующий дом, который мне отвели.

Меня очень тронули забота и гостеприимство жителей поселка. Майя зажгла для меня восковую свечу. Когда в прошлом году приходил караван, они подарили поселянам много свечей, но местные жители ими не пользовались. Потом она ушла из домика, а у меня, когда я глядел вслед удаляющейся тени, в тоске застучало сердце.

Я вынул из ранца свой дневник и при тусклом свете свечи записал все, что сегодня видел и слышал.

Бай Би читала дневник отца за 16 сентября 1978 года и не знала, что думать. Запись, сделанная в этот день, была особенно длинной и заняла три листа бумаги. Дальше следовала страница шестая.

17 сентября 1978 года

Погода: ясно. Температура: не знаю. Место: оазис посреди Лобнора.

Вчера вечером я заснул на охапке сухого камыша, а когда проснулся, то обнаружил, что сверху прикрыт ковриком из овчины. Кто меня накрыл? Без этой овчины я мог бы простыть. Надев на спину свой ранец, я вышел из домика. Вокруг него росла гранатовая роща. Пройдя сквозь рощу гранатов, я увидел, что над домами поселка вьются дымы кухонных очагов, поднимаясь кверху струями в утреннем воздухе. Меня заметила семья поселян. Они затащили меня к себе. Хотя язык был непонятен, но их теплое гостеприимство я понял отлично и был не в состоянии от него отказаться. Я догадался, что, если я откажусь, они могут рассердиться, поэтому мне оставалось только позавтракать вместе с ними. Главной едой была баранина. Я никогда в жизни не завтракал одной бараниной. Когда я поел, во рту остался привкус бараньего жира.

Я почувствовал себя в долгу перед чужими людьми, у которых позавтракал не своей едой, и впал в растерянность. Затем я пошел на берег реки, где увидел нескольких поселян, которые уже гребли на своих лодочках-долбленках по реке и ловили рыбу. У них были остроги, они забрасывали сети и так добывали пропитание на день. Я изумился, что в этой протекающей по пустыне речке так много рыбы, причем некоторые рыбы были очень крупными. Рыб такой величины я, уроженец Цзяннани, никогда не видывал.

На берегу реки я увидел Майю. Она надела не меховую одежду, в которой была вчера, а красное платье. Платья такого покроя я видел в городе Урумчи на уйгурских женщинах, но платья красного цвета попадались очень редко.

— Как ты себя здесь чувствуешь? — улыбнулась она мне.

Я не знал, что полагается ответить, и только глупо сказал:

— Спасибо.

— Спасибо за что? Я спрашиваю, как ты себя чувствуешь здесь? — И она опять засмеялась.

Налетел легкий ветерок, по воде прошла поднятая им рябь, под ветром зашуршали и закачались камыши, а у нее раздулся подол юбки.

— Я только хочу сказать, что необыкновенно благодарен тебе за все, что ты сделала. Я тебя не знаю, встретил случайно, но твои односельчане приняли меня так тепло, что мне это действительно непонятно.

— Да, вы, китайцы, не способны понимать нас, людей, живущих посреди пустыни. Наше поселение очень маленькое, всего лишь около ста человек. Куда ни взглянешь, вокруг всегда одни и те же лица. Если вдруг случайно среди нас появляется новое лицо, для нас это большое и счастливое событие. Поэтому мы принимаем тебя как самого дорогого гостя; в глазах сельчан ты — вестник из-за пределов пустыни, ты подаешь новые надежды.

— Однако теперь у меня самого нет надежд. — Я горько засмеялся.

— Не говори так, лучше посмотри, как здесь хорошо!

Я осмотрелся по сторонам. Легкий ветерок шелестел в зеленой листве. Повертев головой, я сказал задумчиво:

— Здесь действительно так прекрасно. Как легендарный персиковый источник вне мира людских сует, настоящий рай.

— Нет, для нас это земля наших предков, из поколения в поколение обитавших здесь, — уверенно ответила она, оглядываясь на камыши и гранатовую рощу.

Я кивнул и сказал:

— Мне хотелось бы осмотреть оазис вокруг.

— Хорошо, но только не заходи в пустыню. Ты не сможешь возвратиться.

Майя пошла впереди, а я за ней. Я глядел на цепочку оставленных ею следов, и сердце мое забилось сильнее в каком-то неудержимом порыве.

Мы миновали пышно разросшиеся тополя и гранаты, за которыми рос густой кустарник, в котором поселяне выпасали своих ягнят. За кустарником начиналась бескрайняя пустыня.

— Здесь похоже на государственную границу. Вы крепко-накрепко заперты внутри, — проговорил я тихо, озираясь на пустыню.

— Нет, она служит щитом. Если бы не было пустыни, нас, вероятно, давно бы уничтожили враги. Посмотри, здешние поселяне умеют только ловить рыбу и пасти овец, они не знают коварства злодеев извне, не знают, что в этом мире бывают кровопролитие и войны. Вне этой обстановки изоляции от внешнего мира они не выживут.

— Люди извне полны коварства? Неужели ты знаешь об этом? — засомневался я.

Она так посмотрела мне в глаза, что я встревожился: в ее глазах появился какой-то острый блеск. Она заговорила шепотом:

— Да, я знаю, что на сердце у людей извне. После смерти моего дяди я осталась единственной из здешних обитателей, кто выходил за пределы пустыни. Когда-то в детстве меня мой дядя послал вместе с караваном за пределы пустыни в уездный город. Он там был ответственным работником, а я окончила начальную школу в Корла. Потом там же три года училась в средней школе первой ступени, а после ее окончания я поехала в Урумчи учиться в техникуме. Не окончив техникум, я вернулась сюда. Поэтому часть своей жизни я прожила вне пустыни.

— Я только теперь понял, почему ты так хорошо говоришь по-китайски. А почему ты не окончила техникум?

— Потому что дядя умер, к тому же мне не хотелось больше оставаться в Урумчи.