Алексей Атеев - Карты Люцифера

– Пришла к нему в дом первый раз, думала – в музей попала. Картины, обстановка… Что я видела в те поры? Приехала из Вологды… Отца на фронте убило, мать еле концы с концами сводила… Хорошо, я одна в семье.

– И у меня такая же история, – отозвался Артем.

– Ты с какого года?

– С тридцать шестого…

– А я с тридцатого. Ну, вот… – она вздохнула. – Зачет, помню, пригласил сдавать на дом. Куда деваться, пошла… Правда, вел себя деликатно, руки не распускал. В тот раз я и с Манефой познакомилась. Вначале она мне не понравилась. Крошечная совсем, вся в черном… Карга каргой. Потом Эраст Богданович еще раз пригласил. Уже чай попить. Угощение у него царское. Торты, шоколадные конфеты… Я в жизни ничего подобного не едала. В Вологде тортов и шоколада и не видывали, а в Москве денег в обрез. Разве что со стипендии пирожное «картошку» купишь… Эрасту Богдановичу в ту пору было далеко за сорок, а мне только-только двадцать стукнуло. Я, конечно, понимала, что он в гости зазывает не просто так. Все ждала – когда приставать начнет. Но повторяю: человек он был воспитанный, ничего себе не позволял. Раза два мы с ним театр посещали – Большой. У меня и надеть на выход нечего, так он отвел меня к портнихе, хорошая была портниха, раньше в Лодзи жила – Берта Исааковна. Сразу два платья мне сшила. Одно, помню, из синего трофейного бархата. Дело, так сказать, далеко зашло. И в институте стало известно. Я хоть и не болтала, да разве утаишь. Положение становилось двусмысленным. В принципе я могла с ним переспать, ничего страшного в том не видела, тем более уже не девицей была. Он мне даже нравился. Интеллигентный человек, солидный, воспитанный… Внешне, конечно, подкачал… Ну, ты помнишь. Он всю жизнь выглядел одинаково. Маленький, толстенький… Голова, как бильярдный шар. И очки с телескопическими линзами. Собственно, ждала, когда он сделает первый шаг. Но вела себя скромно. Даже когда платья мне сшили, категорически отказалась взять их себе. Говорю: в общежитии им не место. Пусть у вас хранятся. Я его так всю жизнь на «вы» и называла. В театр, говорю, пойдем или еще куда, тогда и переоденусь.

Прошло совсем немного времени, и он делает мне предложение. Полная неожиданность. Ничем не выдавал столь серьезных намерений. Наговорил разной чепухи о чувствах, одиночестве, сострадании… просил не торопиться с решением. А чего тут решать. Я, конечно, для порядка изобразила мучительные раздумья, однако снизошла. Многие мне завидовали: еще бы, отхватила такого «бобра». Да я и сама удивлялась своей удаче. Приехала из Вологды мать знакомиться с зятьком. К выбору моему отнеслась скептически, изрекла пророчество: «Ты с ним долго не проживешь». Однако мамаша оказалась не права. Жить мне с ним нравилось, и причиной тому был не только достаток и комфорт. В квартире много интересных вещей: картины, антиквариат, уникальные книги. Но наибольшее впечатление на меня произвела, не поверишь, Манефа! Вначале я относилась к ней с настороженностью, даже опасалась. Бродит такое маленькое существо, несколько похожее на крысу. Непонятно, какой у нее статус. Домработница, приживалка?.. Обратила внимание на отношение к ней Эраста Богдановича. Непонятная с его стороны почтительность. С прислугой так не любезничают, даже в наше время. Хотя Манефа явно вела домашнее хозяйство. И еще я обратила внимание, что с редкими посетителями, ну, вроде тебя, она ведет себя совсем иначе, чем, скажем, с профессором или со мной. С визитерами изъясняется простонародным говором, по-деревенски, а с нами вполне грамотно, причем иной раз вставляет в речь французские фразы. Ко мне она поначалу присматривалась. Но без неприязни. Знаешь, как иногда смотрит старая прислуга на новую хозяйку. С подобострастием, но одновременно с затаенным злорадством. Нет, Манефа явно меня изучала. Как-то я спросила мужа: кто она такая? Сама расскажет, если захочет, отозвался Эраст Богданович.

Постепенно наши отношения наполнились теплотой. Она как будто взяла надо мной опеку. Что называется, лелеяла. Пылинки сдувала. Раз предложила искупать меня. Я вначале даже не поняла. Что значит – искупать? Я и сама в состоянии помыться. Однако Манефа мягко настаивала… Помню, меня поразило ее тело. Не старушечье, а скорее детское. И никакого горба… И лицо без платка совсем иное…

– Интересно, чем вы в ванной занимались? – со смешком спросил Артем, вспомнив о своем общении с Манефой.

– В тот раз ничем предосудительным, – совершенно серьезно отозвалась Ладейникова. – А в дальнейшем… Впрочем, наши личные отношения никого не касаются. Дальше рассказывать?

– Конечно, только прошу не опускать интимные детали.

– Обойдешься без подробностей. Вернемся к Манефе. Позже, когда мы стали настоящими подругами, я узнала историю ее жизни. Конечно же, она происходила вовсе не из деревни. Это было придумано, так сказать, для маскировки. Настоящие имя и фамилия Манефы – Елизавета Старосильцева. Родилась она незадолго до революции в старинной дворянской семье. Во время Гражданской войны все ее ближайшие родственники погибли, а девочку взял к себе в дом и удочерил один высокопоставленный деятель из «бывших». Имелась у ребенка одна странная особенность. После четырнадцати лет она совершенно перестала расти, внешне так и оставшись подростком. В конце тридцатых годов приемного отца, да и остальных членов семьи репрессировали. Манефа спаслась чудом, благодаря своей внешности. По документам ей было двадцать лет, а выглядела она как подросток. Во время ареста близкие сказали, что приемная дочь уехала отдыхать на юг, а Манефа – младшая сестра домработницы. Позже она перебралась жить к нам, то есть к Эрасту Богдановичу.

– Послушай, дорогая, – перебил повествование Ладейниковой Артем, – для чего ты мне все это рассказываешь? Про себя, про Манефу… Какое мне до вас дело! Морочишь голову, переливая из пустого в порожнее. Дьявол, ведьмы… Есть ли они, нет ли их – мне-то какое дело. Я – простой человек, и ничего, кроме денег, меня не занимает. Вот ты! Понятно, что, выйдя замуж за своего профессора, ты не знала, чем со скуки заняться. Сначала забавлялась со своей карлицей, потом пожелала более острых ощущений. И остальные из твоего окружения такие же. Что касается этого Трофима Петровича, то суть его игры мне неведома, да и неинтересна. Сейчас я отправлюсь домой, а завтра забуду обо всем произошедшем. Со всеми произведен расчет, в том числе и со мной. Так что ваши сатанинские игры меня больше не интересуют.

Глава 18

Она ваша старая знакомая. Вон, глядите, манит к себе крючковатым пальцем. А в другой руке держит отравленное яблочко…

А деньги? – немного подумав, осторожно спросила Ладейникова.