Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Брайан Ходж
Люди перепробовали все — от спланированного отъезда на фургонах до импульсивного побега с рюкзаком на плечах. Они уезжали на автомобилях, автобусах, мотоциклах. Самые смелые уходили пешком, будто надеясь, что нечто, которое ждет и наблюдает за ними, готовое в любой момент загнать обратно в загон, словно заплутавшее стадо, не услышит их шагов и пропустит.
Пожалуй, каждый житель проверил это лично и неоднократно.
Завтра они будут дома.
Хендерсоны снова будут дома.
* * *
Пока Мэтт спал, Бетани приготовила кофе и устроилась на крыльце — наблюдать за округой. В ночной прохладе пели сверчки. Разве не такой должна быть самая обычная ночь? Вот только рядом с ее креслом лежала аптечка первой помощи. На всякий случай.
Луна преодолела уже половину небосвода, и тут началось: фонари замигали и потускнели. Как бы эти сущности ни передвигались, они явно создавали электромагнитные помехи. Вряд ли это был лишь визуальный эффект. Некоторые предполагали, что дело в измерениях. Эти существа перемещались между измерениями.
Бетани никогда такого не видела.
В один момент их тут не было, а в следующий они уже появились — высокие деревья, возникшие на лужайке Хендерсонов. Но деревья не перемещаются в пространстве и не пользуются ветвями, как руками. Они стали видимыми лишь на несколько мгновений, скорее тени, нежели четкие силуэты. Внутри дома они бы не поместились, поэтому трое из них конечностями-кронами разбили окна на втором этаже и втиснули внутрь свой груз, после чего отошли и исчезли из виду, будто и не появлялись вовсе.
Заметили ли они ее? Одно «дерево» ненадолго остановилось и повернулось к ней, хотя определить, были ли у них лица и тем более глаза, не представлялось возможным.
Удивительно, но видели их лишь немногие, хотя почти всех они принесли так же. Люди пришли к общему мнению, что эти существа — представители Тысячного Потомства, оставленные для соблюдения договора.
Бетани подхватила сумку с аптечкой и поспешила к дому Хендерсонов. Интересно, далеко ли их пропустили, где осталась машина, найдут ли ее и вещи, которые люди брали с собой? Да и заботят ли «деревья» все эти предметы? Транспортные средства, похоже, не входили в договор о сохранении местного миропорядка. Главное — люди.
Утром, при отъезде, Хендерсоны заперли переднюю дверь, а вот про черный ход забыли, чем она и воспользовалась. Дом встретил ее темнотой и тишиной, потом она нащупала выключатель в кухне и услышала звуки наверху: люди просыпались. С каждым шагом по лестнице причитания, переходящие в крики неверия, становились громче. Люди плакали не от боли. О, эти крики она знала по себе. В каком-то смысле это даже хуже. Боль можно облегчить. Чувство отчаяния и обреченности находится намного глубже, чем нервные окончания.
Люди лежали кучей на осколках стекла. Царапины, порезы и синяки — вот и все повреждения. С этим она в состоянии справиться. Куда больше времени займет восстановление после психологической травмы.
Безумный старик Дональд точно умрет раньше.
* * *
Дела у города обстояли так же, как у Хендерсонов.
Мало что распространяется так же быстро, как паника, и вряд ли кто-то может оценить последствия лучше, чем врачи. Новая волна страхов относительно смерти Дональда Бисли по обыкновению повлекла за собой стремительный рост количества происшествий, и те, кто привык топить страхи в алкоголе, делали то же, что и всегда.
Предполагал ли Бисли с остальными в своем эгоизме, что будет так?
Количество самоубийств тоже стремительно выросло… или, правильнее было бы сказать, попыток самоубийств. Этот способ никогда не работал. Самоубийц привозили бригады скорой помощи и перепуганные родственники, а иногда они сами приходили в весьма непрезентабельном виде: люди, которым не было места среди живых — со сломанными костями, вскрытыми венами, проломленными черепами, — тела которых почему-то не покидала жизнь. Не было ничего хуже, чем приводить в порядок человека в истерике: ему следовало лежать в морге, и он это понимал, а в простом желании покинуть этот мир ему было отказано.
Пытаясь сохранить город, который они, по собственному утверждению, любили, Бисли и остальные предполагали, что будет так?
Жители продолжали умирать от естественных причин, а вот жульничать им не позволяли. Впрочем, отчаянные не оставляли попыток. Они отказывались признавать их бессмысленность так же, как и те, кто пытался бежать из города, но последние хотя бы не наносили себе увечий. Совершить задуманное самоубийцам не удавалось, зато они медленно убивали в Бетани чувство сострадания, и с каждым разом она все больше их ненавидела.
Только взрослых.
Сегодняшнюю пострадавшую — пока что — ненавидеть не получалось. Девочку звали Эллисон. Она повесилась на заднем дворе своего дома и провисела там всю ночь; к утру, когда тело обнаружил отец, ее тонкая шея вытянулась на несколько дюймов. Пока нельзя было сказать, сможет ли она когда-нибудь самостоятельно держать голову. Ей было пятнадцать.
Бетани просто делала, что могла. Помогала пациентам. И пыталась не заразиться от них отчаянием.
Так жить было невозможно. Никто и не мог.
Дел наваливалось все больше, и, едва основной поток схлынул, Бетани сбежала проветриться в больничный коридор. Вскоре по нему поплыл и запах сигарет. Ей даже стала нравиться их вонь, сопровождавшая короткие моменты передышек с доктором Ричардом.
— В этом больше нет смысла, — сказал ей человек, который две недели назад клялся, что скорее вскроет грудную клетку Бисли и будет качать сердце руками, чем позволит тому умереть.
Впервые в жизни Бетани пожалела, что не курит, потому что в такой момент отчаянно хотелось курить. Она указала на дымящийся окурок в его пальцах:
— Знаешь, от этого умирают.
— Если бы, — он явно задумался, не потушить ли сигарету, но передумал. — На то и был расчет. Однако рак обходит меня стороной.
— Те, кто умер от естественных причин… Как думаешь, им удалось избежать грядущего? Или их просто забрали раньше нас?
Он пожал плечами.
— Сложно сказать. Попробовать-то стоило.
Окна выходили на парковку, за которой начинался район старинных особняков, а за ним, в свою очередь, старый город, где заметно выделялся отель «Таннер» с неизменной опостылевшей табличкой. Самое высокое здание в округе. Откуда ни посмотри, все равно упрешься в него взглядом.
— Знаешь, я никогда не считал, что жизнь надо сохранять любой ценой. Меня за это называли еретиком люди, чье мнение для меня ничего не значило, — поделился Ричард. — Я никогда не понимал, зачем изо дня в день героически бороться за жизнь пациента, если таким образом мы
