Стивен Кинг - Игра Джеральда

Теперь Джесси поняла смысл этих старых болезненных воспоминаний, поняла, что пыталась сказать ей Сорванец. Ответ не имел ничего общего со Старым Адамом или со слабым, дурманящим запахом мокрого пятна на ее трусиках. Все дело было в нескольких стеклянных кусочках, аккуратно вырезанных из старого оконного стекла. Она потеряла баночку из-под крема, но ей остался еще один вид смазки, ведь так? Еще один способ приземлиться в Земле Обетованной. Это была кровь. Пока она не засохнет, кровь такая же скользкая, как и масло.

«Будет чертовски больно, Джесси».

Да, конечно, боль будет адская. Но она где-то слышала или читала, что на запястье меньше нервных окончаний, чем на других участках тела; вот почему разрезанию запястья, особенно в сосуде с горячей водой, отдавалось предпочтение начиная со времен Римской империи. К тому же теперь ее руки были наполовину онемевшими.

— Во-первых, я была полуонемевшей, когда позволила ему застегнуть на себе эти дурацкие штучки, — прохрипела Джесси.

«Если ты порежешься слишком глубоко, то истечешь кровью и умрешь, подобно этим древним римлянам».

Конечно, и такое может быть. Но если она не сделает этого, то будет лежать здесь, пока не умрет от паралича или полнейшего обезвоживания организма… или пока не появится ее дружок с полным чемоданом костей, который он показывал ей прошлой ночью.

— Ладно, — произнесла Джесси. Сердце билось тревожно, и впервые за многие часы она полностью проснулась. Время помчалось галопом. — Ладно, это звучит убедительно.

«Послушай, — требовательно произнес голос, и Джесси с удивлением поняла, что этот голос принадлежал одновременно Руфи и Хозяюшке. Они объединились, хотя бы на какое-то время. — Слушай меня внимательно, Джесс».

— Я слушаю, — ответила она пустой комнате. Джесси не только слушала, но и смотрела. Она смотрела на стакан. Один из двенадцати из набора, купленного ею на распродаже три года назад. Шесть или восемь уже разбились. Вскоре разобьется еще один. Джесси вздохнула и искривилась. Было похоже, что она пытается проглотить обернутый в тряпочку камень, застрявший у нее в горле. — Я слушаю очень внимательно, поверьте мне.

«Отлично. Потому что если ты начнешь, то уже не сможешь ничего остановить. Все должно произойти очень быстро, потому что твое тело и так уже обезвожено. Но запомни одно: даже если все пойдет не так, как надо…»

— … они отлично сработают, — закончила Джесси. И это было правдой, не так ли? Ситуация принимала предельно простой оборот. Она не хотела истечь кровью — кто бы хотел этого? — но все-таки это лучше, чем все усиливающиеся судороги и жажда. Лучше, чем он. ОНО. Галлюцинация. Или что бы это там ни было.

Джесси облизнула пересохшие губы сухим шершавым языком и поймала разлетающиеся, смущенные мысли. Попыталась привести их в порядок, как она сделала это после того, как баночка с кремом выскользнула из ее руки и упала на пол. Однако теперь думать было намного труднее. Джесси продолжала слышать обрывки разговора и продолжала вдыхать запах отцовского одеколона, осталось ощущение твердого предмета, прижимающегося к ней снизу. А потом, был еще Джеральд. Казалось, что Джеральд разговаривает с ней, лежа на полу. «Оно вернется, Джесси. Ты никогда не сможешь остановить это. Оно преподаст тебе отличный урок, моя гордая красавица».

Джесси бросила на него взгляд, потом быстренько отвернулась к стакану. Казалось, что Джеральд свирепо ухмылялся той частью лица, которую собака оставила нетронутой. Джесси снова попыталась заставить работать свой разум, и после некоторого усилия, казалось, шарики в ее голове, как в каком-то механизме, опять закрутились.

Она потратила еще минут десять, обдумывая свои предстоящие действия. По правде говоря, дела-то было всего ничего — задача, конечно, на грани смертельного риска, но вовсе не сложная. Джесси несколько раз прокрутила в голове каждый свой шаг, выискивая хоть малейшую ошибку, которая могла бы стоить ей жизни, но не находила ни одной. Главный недостаток таился в самом конце — все должно быть сделано очень быстро, до того, как кровь начнет свертываться, — было всего два возможных выхода: либо быстрое освобождение, либо потеря сознания и смерть.

Джесси еще раз мысленно прокрутила каждый шаг, пока солнце продолжало свое путешествие на запад. На заднем крыльце собака встала и направилась в лес, уловив дуновение прежнего черного запаха, а с полным желудком даже такого дуновения было достаточно.

30

«Двенадцать, двенадцать, двенадцать», — вспыхивал циферблат часов, но какое бы время ни было на самом деле, все же это было время.

«Еще один момент, прежде чем ты начнешь. Твои нервы напряжены до предела, и это хорошо, но держи себя в руках. Если ты начнешь с того, что уронишь этот проклятый стакан на пол, вот тогда тебя действительно трахнут».

— Оставайся там, собака! — нервно выкрикнула Джесси, не зная, что собака убралась в лес несколько минут тому назад. Она немного поколебалась, раздумывая, может, ей стоит еще помолиться, но потом решила, что она помолилась обо всем, о чем только могла. Теперь единственная надежда была только на голоса… и на себя саму.

Правой рукой Джесси потянулась к стакану, двигаясь уже без прежней осторожности. Одна ее часть — возможно, та, которая так любила и восхищалась Руфью Ниери, — понимала, что дело было не в осторожности, а в том, чтобы посильнее опустить молоток.

«Теперь мне нужно стать Леди Самурай», — подумала Джесси и улыбнулась.

Джесси сжала пальцами стакан, захват которого она столь тщательно продумывала, и с удивлением рассматривала его несколько мгновений — она разглядывала его так, как разглядывает садовник экзотический экземпляр, выросший между бобов и груш, — затем схватила его. Она почти полностью закрыла глаза, когда со всей силой ударила стакан о полку, как человек, разбивающий скорлупу яйца, сваренного вкрутую.

Последовавший за этим звук был до абсурдности знакомым, до абсурдности нормальным, этот звук ничем не отличался от тех, производимых сотнями других стаканов, или выскользнувших из рук во время мойки, или опрокинутых Джесси со стола после того как она в возрасте пяти лет перестала пользоваться пластмассовой чашечкой с красочным утенком на боку. Тот же самый звук бьющегося стекла; не было ни единого намека на то, что она только что начала уникальную операцию, рискованную для жизни, чтобы спасти эту же жизнь.

Джесси почувствовала, как осколок стекла ударился об ее лоб, как раз над бровью, но это был единственный осколок, задевший лицо. Второй осколок — довольно-таки большой, судя по звуку, — отскочив от полки, упал на пол. Губы Джесси сжались в плотную тонкую линию, она замерла в ожидании того, что главным источником боли станут ее пальцы, ведь именно ими она плотно сжимала стакан перед тем, как тот разбился. Но боли не было, только ощущение слабого давления и еще более слабого тепла. По сравнению с судорогами, сводившими ее тело в последние несколько часов, это был просто пустяк.