Татьяна Корсакова - Проклятое наследство

Из-за запертой двери доносился приглушенный Антошкин голос. С кем это он там? Матрена Павловна замерла, даже ухом к двери прильнула, чтобы было лучше слышно.

Кается?.. Прощение просит?.. Вот только у кого?..

Может, допился уже до чертиков, с мертвой Катькой гутарит? В доме этом проклятом только и остается, что напиваться.

Вот заплакал… Тоненько так, жалобно, как малое дитя. Про деток думать не нужно. Если только про своих, про Наташеньку и Севочку. Что ей до чужих детей? А раньше-то Тошка никогда не плакал, ходил этаким увальнем, размазней прикидывался, а ради Катьки своей на многое пойти мог. Вот Матрена Павловна ради деток, а он ради жены…

А за дверью вдруг послышался грохот, а потом приглушенный не то сип, не то хрип. И стук этакий дробный.

Тук-тук…

Тук-тук…

Стало дурно, к горлу подкатила тошнота со вкусом вишневой наливки, и Матрена Павловна завыла в голос.

Прибежали. Сева с дружком своим неразлучным, Туманов с девкой да Викеша один-одинешенек. Дверь вышибли.

Антошка висел в петле на двери платяного шкафа, забитого Катькиным барахлом. Об дверь эту и стучали недавно в агонии его каблуки.

Тук-тук…

Тук-тук…

А лицо хоть и синее, с вывалившимся языком, а все равно счастливое. Кого он там увидел на пороге смерти? Может, и правда Катьку свою беспутную?

– Сам повесился, – донесся до Матрены Павловны голос Викеши. – Никаких в том нет сомнений. Не вынес…

Антошка не вынес, а как ей-то вынести? Еще неделю назад жизнь такой легкой казалась, а сейчас вона что – кругом покойники!

– Разговаривал он с кем-то перед смертью, – сказала и грудь там, где сердце, потерла. – Каялся. Перед кем каялся-то? – Она осмотрела комнату. Пусто, вот как после Катькиной смерти было пусто, так и сейчас. Ни единой живой души.

– Мама, может, вам почудилось? – спросил Сева этак вкрадчиво. – Может, доктора позвать?

– Не надо доктора! Хорошо со мной все! – Матрена Павловна разозлилась, и сразу как-то легче стало.

Повесился Антошка, да и ладно. Мертвец, чай, лишнего не сболтнет. А ей только того и нужно, чтобы молчали все. Еще бы Викешу заткнуть…

– Мы, Матрена Павловна, пожалуй, ночевать в замке не останемся, вернемся в усадьбу. – Туманов смотрел не на удавившегося Антошку, а на девку свою. Внимательно так смотрел. А она стояла бледная, напуганная, глазами серебряными зыркала, кулаки сжимала.

– Вы, Клим Андреевич, дом-то покупать не передумали? – спросила Матрена Павловна, мечтая лишь о том, чтобы все они сгинули с глаз долой, оставили ее наконец одну. Устала. Сил больше никаких нет…

– Не передумал.

Ответил Туманов не сразу, и сердце замерло. Дураком надо быть, чтобы после такого на замок зариться, жену в нем селить, детишек. Не надо про детишек… не к ночи… А Туманов, по всему видать, не дурак, какой-то свой интерес в этом деле имеет. Может, так же, как и многие, верит, что Злотников нашел-таки тот клад, что батя его где-то на острове спрятал. Нашел да и перепрятал по новой. Петруша, муж ее покойный, первый муж, тоже в байки эти верил. Рассказывал Матрене Павловне про алмазный прииск, который Злотникову от купца Водовозова достался. Алмазов, говорят, на том прииске нашли немало. Да и знали все, что водятся у Злотникова деньжата. Немалые, надо сказать, деньжата. А иначе на какие такие шиши он бы по Европам катался да замки строил? Матрене Павловне тоже хотелось верить в клад, да только женщиной она была склада сугубо практического, воздушных замков, как иные, не строила. Может, оттого и не особо опечалилась, когда узнала, что наследство после Злотникова осталось не такое большое, как ожидалось. Нет, если бы все только ей одной, так еще ладно, но делиться пришлось. Сначала только с Антошкой и тогдашней его полюбовницей Коти, а потом, когда то дело, о котором вспоминать не хочется, было сделано, делиться пришлось еще и с баронессой.

Ее никто не ждал. Не думал даже никто, что приедет. Она и не приехала. Шульца вместо себя прислала. Ушлый оказался человечек, урвал-таки для хозяйки кусок наследства. Наверное, можно было бы оспорить. Кто она такая вообще, эта баронесса фон Дорф? Седьмая вода на киселе. Но Матрена Павловна спорить не стала, отпустила с миром. Была, конечно, мыслишка решить все по-своему, чтобы наследников осталось лишь двое, но Антошка неожиданно заартачился. А Катька, тогда еще не жена, а полюбовница, давить на него побоялась. Катьке и те деньги, что Антошке достались, казались капиталом небывалым. Оттого, наверное, и отступилась. Уж точно не из жалости. Жалость Катьке никогда ведома не была. Помнит Матрена Павловна, как она злорадствовала, когда узнала, что баронесса в свое время была красавицей, каких поискать, а потом в одночасье сделалась уродиной. Не терпела Катька рядом с собой других красавиц.

Та история была темная, приключилась еще при Злотникове. Они с Машкой тогда у тетушки ее в Вене гостили. Долго гостили. Год, а то и два. А потом в один день, говорят, собрались и съехали. И в тот же день баронесса из Вены куда-то исчезла, а через полгода вернулась уже в маске и маску эту больше никогда на людях не снимала. И перчатки тоже. А еще платья стала носить с высоким воротом и разговаривать шепотом… Заболела небось какой-нибудь стыдной болезнью навроде сифилиса, вот и прячется теперь от всего мира. И от доли своей отказываться не собирается, даже после смерти управляющего. Гадина австрийская…

А Туманов уже уводил свою девку прочь. Не уводил даже, а почти силой тащил по коридору. Эх, такая хорошая с Наташенькой партия могла бы быть, но теперь уж что…

В смерти Антона Кутасова не было ничего жуткого. Это если сравнивать с прочими, случившимися на острове смертями. Но именно она заставила Клима по-настоящему задуматься не только о собственном расследовании, но и о безопасности Анны.

Ни у кого не получится приручить этот страшный дом. Он живет своей особенной жизнью, собирает кровавые жертвы, и Климу очень не хочется, чтобы следующей жертвой стала Анна Шумилина. Да, он старается всегда быть рядом, не спускать глаз, но замок коварен, так же, как и обитающие в нем люди. Или не стоит себя обманывать и винить во всем бездушные стены? Они лишь декорации для разыгрывающейся на острове драмы.

Как бы то ни было, но Анне на острове не место. Особенно сейчас, когда смерть за смертью… Он разберется во всем сам, а она пусть остается в безопасности. Даже если увозить с острова ее придется силой.

Всю дорогу до усадьбы Анна молчала, озиралась тревожно по сторонам, а когда из кустов навстречу им вышел Митрофан, испуганно вздрогнула, но визжать, как девчонка, не стала. Молодец. С Митрофаном Клим обмолвился парой слов, сунул деньги, велел явиться в усадьбу завтра поутру. Пусть в его отсутствие за Анной присмотрит надежный человек. Так Климу будет спокойнее.