Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

Белая рука, холодная, как у трупа, не дала ему взвести револьвер.

— Сюда, — указал Исидро.

— Мы взорвали этот тоннель еще утром, — выдохнул Эшер.

— Тупые протестантские ублюдки!

Карлебах выругался, вскинул дробовик…

Исидро исчез.

— Здесь, внизу, они тоже есть! — профессор, едва стоя на ногах, провел рукой по лицу. — Я знал! Я знал, что это ловушка! Я чувствовал их присутствие…

Земля под ногами дрогнула, словно где-то ударили в огромный барабан. Далекий взрыв был настолько сильным, что с куч пустой породы покатились камни, а леса зашатались и задребезжали. С потолка посыпалась пыль. Затем раздался еще один взрыв, на этот раз — дальше и сильнее, чем в первый раз.

— Вот и все, — сказал Эшер. — Баллоны взорваны, выход обрушен.

Все молчали, не зная, что сказать. «Лидия, — подумал он. — Миранда…»

В дальнем конце галереи мелькнул огонек. Слабый старческий голос окликнул их:

— На ши шэй?

«Кто здесь?»

И Эшер закричал в ответ, не веря собственным ушам:

— Цзян?

Остальные молча смотрели, как размытое белое пятно приближается, превращаясь в старика, на удивление ловко передвигающегося по покатому и скользкому полу. В одной руке он держал посох, во второй — дешевый жестяной фонарь, в свете которого его длинные седые волосы казались прядками дыма.

— Хвала владыке Яме и всем князьям преисподней за то, что открыли мне путь в это ужасное место, — сказал Цзян, подходя ближе. — Все входы в шахту обвалились…

— Как вам удалось войти?

— Я знаю тайный ход, который начинается в подземельях храма Скрытого Будды. Я учился там после смерти жены. Его построили при династии Сун, когда из-за возросшего влияния общества Неба и Земли император приказал…

Старик всмотрелся в лица стоявших перед ним людей.

— Те создания, которых я встретил…

— Выводить нас, — приказал Эшер. — Ядовитый газ, скоро, быстро, сейчас…

Мицуками замер на краю освещенного пространства, вслушиваясь в темноту; Карлебах и двое солдат, не знавших ни слова по-китайски, все так же пялились на седоволосого монаха, словно тот спустился к ним на огненной колеснице.

— Ядовитый газ? — белые брови сошлись над переносицей в гримасе отвращения. — Что за ужасная вещь! Мо-цзы, живший в эпоху Весен и Осеней, писал, что ядовитым дымом от горящей горчицы можно окуривать неприятеля, но тратить человеческую мудрость и энергию на такие глупости…

— Глупостью для нас было бы умереть здесь вместе с яогуай, — деликатно прервал его Эшер.

— Ох, ну конечно же! — старый даос кивнул и двинулся назад, в том направлении, откуда пришел. — Верное замечание. Да, яогуай… Но и у яогуай должен быть свой путь и свое место в нашем мире. Будда учил, что даже в самых отвратительных насекомых таится природа Будды.

— Вот они, — сказал Мицуками.

За их спинами в темноте проступили блестящие глаза. Мицуками жестом указал рядовому Сэки на Карлебаха и отдал какой-то приказ; юноша переда фонарь Эшеру и подставил плечо под руку старого профессора. Пол перед ними внезапно заполнился крысами, сбегающими и падающими с лесов; раздался еще один короткий приказ, и Нисихару выстрелил из огнемета.

— Невероятно, — пробормотал Цзян. — В эпоху Весен и Осеней Сунь-цзы писал о подобных устройствах…

Эшер без лишних церемоний развернул его к концу галереи:

— Бежим!

Они побежали. Горючая смесь закончилась, и Нисихару на ходу сбросил лямки ранца, затем повернулся, чтобы выстрелить из винтовки в настигающие их силуэты яогуай. К их вони примешивался слабый запах хлорина, который становился все сильнее по мере того, как газ заполнял шахту. Еще на берегу пекинских озер Эшер отметил, что яогуай передвигаются с быстротой и точностью косяка рыбы. Вот и сейчас они рассеялись по галерее. Несколько тварей вскарабкались на леса и теперь перебирались по ним с пугающей ловкостью, расходясь в стороны, чтобы уберечься от выстрелов. Чтобы прицелиться, людям пришлось бы остановиться, но остановиться для них значило умереть.

— Сюда! — Цзян ободряюще махнул посохом.

Галерея заканчивалась наклонным тоннелем, на стенах которого виднелись огромные, начерченные мелом кресты — видимо, так Цзян отмечал дорогу, чтобы не заблудиться. Двое яогуай спрыгнули с лесов и приземлились перед входом в тоннель, скаля длинные зубы. Эшер не заметил движения, но в устье тоннеля, за спинами тварей, вдруг возник Исидро, худой до изнеможения и довольно потрепанный. Он двумя руками ухватил одного яогуай за голову и свернул ему шею. Эшер услышал хруст костей, но когда Исидро отшвырнул тело прочь, тварь снова поднялась, пошатываясь и слепо размахивая руками в поисках жертвы. Второй яогуай бросился на Исидро, разинув зубастую пасть, но Мицуками одним ударом меча отрубил ему обе руки, а затем, когда Исидро ловко ушел в сторону, и голову.

С лесов спускались новые противники, со стороны галереи подходил целый отряд — не менее двадцати чудовищ. Карлебах выстрелил в них, и тогда один из яогуай схватил его. Когти прорвали толстую ткань пальто, вторая лапа вцепилась старику в седые волосы. В следующее мгновение тварь распростерлась на полу — ее сбил с ног самый высокий яогуай, в голове которого зияла оставленная пулей Эшера дыра; отшвырнув мелкого собрата, яогуай поднял выроненную рядовым Сэки винтовку и, размахивая ей как дубиной, бросился наперерез приближающимся сородичам.

Остальные яогуай отпрянули под его натиском. Он коротко оглянулся назад, на Эшера, на Карлебаха и небольшую группу людей, жавшихся к освещенному фонарем устью тоннеля.

Карлебах прошептал:

— Матьяш…

Яогуай оскалился, подобно мартышке, и заверещал. Затем развернулся и снова двинулся к своим собратьям, чтобы отогнать их подальше.

— Идем! — сказал Эшер. — Бежим!

Он схватил Карлебаха за руку и, спотыкаясь на неровном полу, потянул вслед за Цзяном, чей фонарь мелькал впереди. Ствол шахты был помечен еще одним белым крестом.

— Вверх, — поторопил их Цзян. — Быстро…

Запах хлорина и в самом деле усиливался, и Эшер уже начинал кашлять; легкие горели, ребра болели, словно в них вонзили штык, на глазах проступали слезы.

— Идите, — он сбросил ранец с последними двумя шашками гелигнита. — Я за вами…

— Вы идиот, — раздался голос Исидро, когда остальные скрылись вверху, на шаткой лестнице.

Эшер закашлялся и не смог ответить. От боли в боку перед глазами все плыло.