Барбара Хэмбли - Князья Преисподней

Ваш преданный слуга,

Эдмунд Вудрив.

— Прошу вас, мэм, — миссис Пиллей удержала руку Лидии, не давая ей порвать записку. — У него был такой отчаявшийся вид, когда он повстречал меня в фойе. Вряд ли бы он прождал вас все утро из-за какого-нибудь пустяка.

— Вот как?

Лидия повертела листок в обтянутых черным шелком пальцах. Сама она вполне ожидала чего-то подобного от самого настойчивого из своих поклонников. Когда они с Мирандой, Элен и миссис Пиллей проходили через фойе, возвращаясь с прогулки к стенам Внутреннего города в компании Аннетты Откёр, Лидия мельком заметила его высокую нескладную фигуру с выпирающим животом. Едва он начал вставать из кресла, она ускорила шаг и поспешила к лестнице.

Ее вымотали постоянные мысли о том, что сейчас происходит в горах Сишань — о Джейми, вступившем в схватку с Иными, то ли спящими, то ли бодрствующими, о Симоне, которому предстояло навеки остаться в шахтах с этими существами. Все то время, пока они обозревали пугающее своим величием море серых, зеленых и алых крыш, Аннетта Откёр, при всей ее любви к сплетням и лукавом коварстве, умело поддерживала разговор о пустяках, не позволив себе в адрес Лидии ни единого замечания об отсутствующем виде и молчаливости.

Как с удивлением осознала Лидия, свежеиспеченная вдова могла рассчитывать на послабления.

Но едва ли Эдмунд Вудрив проявит такое же понимание.

— Прошу вас, — в голосе маленькой няни слышались слезы. — У него преданное сердце, мэм, и он так вас любит.

— Он задолжал клубу, портному, торговцу вином и лондонскому обувщику более пятисот фунтов, — сухо ответила Лидия. — И любовь в нем подогревается мыслью о независимом доходе, который позволил бы ему рассчитывать на продвижение по службе.

Миссис Пиллей слегка покраснела. В ее глазах читалась мольба. Она знала, что ее чувства к посольскому чиновнику навеки останутся неразделенными, ведь без приличного приданного ни он, ни кто-нибудь еще не проявит к ней интерес…

«Если, конечно, он не решил приударить за ней, чтобы она помогла ему с запиской», — подумала Лидия, одолеваемая одновременно жалостью и подозрительностью. Бросив взгляд на лицо няни, она утвердилась в своей догадке. Ну конечно же, так все и было.

Лидия вздохнула, чувствуя легкую дурноту, и изучила свое отражение в зеркале. Затем удалилась в спальню, чтобы исправить ущерб, нанесенный ее внешнему виду за час степенной прогулки под защитой многослойной вуали (которой хватило бы, чтобы поставить навес над лужайкой в Новом колледже). Немного рисовой пудры, легкий слой туши на ресницах («Может быть, я и вдова, но это не повод выглядеть испуганной»), аккуратно приглаженные волосы… Поправив прическу, она убрала очки в серебряный футляр, снова натянула перчатки и спустилась в фойе, напоминая себе, что нужно быть вежливой и при этом не скрывать горя.

Симон… Он сумеет выбраться…

Спустившись по лестнице, Лидия увидела Вудрива, меряющего шагами коридор перед дверью в маленький частный кабинет. Краем глаза она заметила китайского бригадира, который о чем-то спорил с управляющим у стойки, и трех рабочих, стоявших рядом с грудой свернутых ковров. Вудрив поспешил ей навстречу и взял ее за руку с благоговением, за которым почти не чувствовалась нервозность жеста.

— Мадам… миссис Эшер… благодарю вас! Мне действительно не хотелось причинять вам хлопот, но у меня не было выбора…

Он завел ее в кабинет с синими шторами и закрыл дверь.

Из кресла у камина поднялся Грант Хобарт.

— Миссис Эшер…

Лидия резко повернулась к Вудриву. На его лице читались отчаяние и вина.

— Пожалуйста, миссис Эшер, простите меня, прошу вас! Мистеру Хобарту нужно поговорить с вами. Он сказал, что писать вам бесполезно…

— Я и в самом деле не ответила бы на его письмо, — гневно ответила Лидия, — поскольку не хочу говорить с ним. Говорить с человеком, который оболгал моего мужа? Который, испугавшись, что станет известно о запятнавшей его руки крови, обрек Джейми на смерть?

— Крови? — Вудрив бросил умоляющий взгляд на Хобарта, который в два шага пересек кабинет и оказался рядом с Лидией.

«Он отвратительно выглядит, — подумала Лидия, стараясь не щуриться, чтобы лучше рассмотреть Хобарта. — Словно после лихорадки. Переживает из-за Ричарда? Но ведь ему прекрасно известно, почему убили Холли Эддингтон».

— Сами его спросите, — холодно сказала она. — Или он заплатил вам за то, чтобы вы не задавали вопросов?

Из-за нахлынувшей злости ей потребовалось несколько мгновений, чтобы узнать запах, исходивший от одежды Хобарта. Из-под сбивающего с ног аромата французского одеколона пробивалась сладковатая вонь разложения и гнили… и что-то еще, какой-то химикат… хлороформ?

Она развернулась, чтобы выбежать прочь из кабинета, но было слишком поздно. Хобарт с силой схватил ее за руку и закрыл ей рот и нос влажной тряпкой. Лидия задержала дыхание, пнула его по щиколотке…

И тогда из-за шторы, наполовину прикрывавшей дверной проем, вышел китаец, одетый на европейский манер, одной рукой зажал Вудриву рот, а второй вогнал ему в шею стальной стилет длиною в фут под таким углом, чтобы лезвие, пронзив горло, вошло (как предположила Лидия) в продолговатый мозг и мозжечок. Последней ее мыслью перед тем, как потерять сознание было: «Отличный удар, учитывая обстоятельства…»

Эшер почуял яогуай примерно за пятнадцать минут до того, как те окружили его небольшой отряд. Дрожащего света двух фонарей едва хватало, чтобы считать повороты и различать редкие ориентиры, отмеченные на карте: вот эта вырубка (или углубление) в самом деле была заброшенной камерой, заполненной «порожняком», как говорили в Уэльсе, или же они еще не дошли до нужного места? И что значил внезапный подъем пола: то, что они свернули не в тот тоннель, или же что за двадцать лет, прошедшие со времени составления карты, пол успел вспучиться? В шахте было холодно, но Эшер вспотел от постоянной концентрации внимания; больше всего ему сейчас хотелось знать, сколько еще им осталось идти до места взрыва и как быстро распространится выпущенный из баллонов газ.

И где сейчас солнце.

Идущий перед ним рядовой Сэки прошептал: «Нани-ка ниои дэсу ка?» — и через мгновение Эшер тоже ощутил гнилостный рыбный запах, смешанный с вонью немытого тела.

Сорок, как сказал Исидро.

Он сверился с картой.

— Сюда. Здесь есть ствол, выходящий в нижнюю галерею, а чуть дальше — еще один, ведущий наверх.

Если, конечно, они не перепутали тоннели.

Ствол действительно был — штрек обнаружился через несколько ярдов, не в том месте, где показывала карта; там же нашлась и лестница с подгнившими перекладинами, которые трещали и шуршали под весом людей, спускавшихся в черный провал глубиною в сорок футов. Потолок галереи нависал в каких-нибудь пяти футах от пола, местами вода доходила до лодыжек, из-за чего идти приходилось с опаской, то и дело оскальзываясь.