Александр Уваротов - 1945

Все они составляли особую команду из личного штаба рейхсфюрера Гиммлера. Непосредственное подчинение – начальнику штаба Рудольфу Драндту. Задача – проверить, как обеспечивается режим секретности и как идет подготовка к возможной эвакуации объекта «U-89». Мы, мысленно повторял про себя Бочкарев, служащие особого отдела штаба под названием «Анэнэрбе». Анэнэрбе…

Странный и какой-то совершено непонятный отдел с соответствующим названием: «Наследие предков». И культуру вроде изучает, и погоду, растения древние, и тут же – какие-то невообразимые обитаемые холмы. Почему обитаемые? Кем обитаемые? Неясно. Неопределенный в общем, институтик. Ну и про военные исследования, само собою, не забывает.

Что там еще Потапов втолковывал? Про немецкую выправку, особое почитание старшего по званию, строгое следование приказам, культ формы и честь германского солдата. Далась ему эта честь. Много ума не нужно, чтобы в рот начальству смотреть. А вот если начальство велит: добудь мне языка любой ценой! И плевать ему на все твои возражения. А ты смоги исполнить так, чтобы при этом любая цена не превратилась в белые квадратики похоронок твоих же боевых товарищей. Не бездумно, а с умом, с хитростью. Так, чтобы потом твоя же совесть тебя не глодала поедом. Может, вовсе это и не честь, а достоинство и уважение. К себе и другим.

Можно, как полковник Велигин, прийти в первую линию и из табельного пистолета застрелить первых пятерых, что на глаза попались, поднимая полк в атаку. Честь свою, офицерскую не замарать, приказ выполняя. Да только грош цена той чести, да и не честь это вовсе, а скотство. Не это, не это главное, а то, что гораздо глубже. И зовется по иному – человечностью…

Что он еще говорил? Про полевую жандармерию в ближнем тылу – это знакомо. Про СС упоминал. Печати их, перстни серебряные, кинжалы и посвящения, эти кровавые игрушки самозванных властителей. Черный орден, одним словом…

— Господин Кёллер, подойдите сюда, — прервал мысли Бочкарева Ванник.

На немецком языке. Потому что, теперь они теперь немцы, и он, Бочкарев, — тоже. На своей территории, в безопасности, среди своих. Никаких русских слов, даже среди своих, даже в пустынном месте, как на этом загибе лесной дороги.

— А Вы, господин Витцих, — сказал Ванник Василию Семеновичу, — приготовьтесь.

Они остановились за деревьями, так, чтобы не заметили с дороги.

Смысл происходящего от Бочкареву уплывал, но вопросов он задавать не стал, только внимательно наблюдал. Похоже, готовились остановить или даже захватить автомобиль. Делать этого, по мнению капитана разведки, не стоило совершенно, потому что, во-первых, группы из Берлина не ходят пешком по лесам, а во-вторых, любое нападение, любой захват чего бы то ни было, выдавал их с головой. Пару часов – день и немцы хватятся пропажи, после чего начнутся поиски русской диверсионной группы.

Проехал тяжелый крупповский грузовик техпомощи. Затем, минут через десять, проследовала колонна из четырех крытых грузовиков, за ними – «хорьх» с двумя офицерами и солдатами.

И только через два томительных часа, когда показался автомобиль с одним только шофером, Ванник негромко спросил у Бочкарева:

— Можешь определить принадлежность?

— Похоже на машину топографической службы. Открытый верх, тот же класс.

Ванник дал знак и господин Витцих, обойдя их, поспешно вышел на дорогу с поднятой рукой.

Автомобиль марки БМВ остановился. Василий Семенович подошел поближе к шоферу в звании штабс-вахмистра и заговорил. Неожиданно говорил долго, а шофер молчал и не делал попытки уехать или выйти.

Через пару минут Василий Семенович повернулся к ним и махнул выходить. На его напряженном лице блестел обильный пот.

Шофер сидел за рулем, глядя наполовину осоловелым, наполовину озадаченным взглядом. Но едва они подошли, как он заговорил:

— Жалко бросать такую машину, я мог бы вернуться назад и вызвать тех помощь. А то пропадет ведь…

Господин Витцих взобрался на переднее сиденье, а они втроем уместились взади. Еще с минуту ждали, пока старший оружейник тихонько и очень раздельно говорил что-то прямо в ухо немцу, после чего тот взялся за рычаг сцепления и машина рванула вперед.

Бочкарев полуобернулся к навалившемуся на его бок оберштурмбаннфюреру СС Даниэль Шаубергеру, чтобы задать вопрос, но тот покачал головой, пресекая все попытки разговора.

Так и ехали молча, обвеваемые теплым, уже апрельским ветром по лесу, потом через поля, обминая пологие холмы, заросшие лесом.

Бочкарев чуть напрягся, когда появились встречные автомобили, но никто при виде их не кидался на обочины с криком «Русиш!», не начинал стрельбу и он расслабился. Ощущалась все же странность, нереальность происходящего: немецкие солдаты, спокойные и миролюбивые, не в горячке боя, немецкие автомобили. Но и она быстро сошла, заглушенная мерным покачиванием кузова и негромким гулом двигателя.

Но когда появился пропускной пункт на перекрестке и их автомобиль затормозил, повинуясь знаку старшего патруля, Бочкарев вновь сжался.

Гауптвахмистр, плотный, с небольшим брюшком, подпиравшим шинель, однако очень подвижный и энергичный, посмотрел на номер авто, подошел к Витциху, затем, увидев Ванника, приблизился к оберштурмбаннфюреру и отдал честь.

Грудь гауптвахмистра украшала висящая на цепочке мощная бляха со светло-желтым орлом и надписью «фельджандермерия» – полевая жандармерия.

— Господин оберштурмбаннфюрер, проверка документов.

Ванник с достоинством выбрался из машины и облегченно встряхнулся.

Все начали извлекать документы. Бочкарев тоже достал свои, на которых гаупт-вахмистр задержался, внимательно читая. Особенный интерес вызвала у него солдатская книжка Берхарда Кёллера. Жандарм просмотрел все страницы, затем вернулся на вторую. Вместо обычной небольшой фотографии – вполуоборот, чтобы было видно левое ухо, — и двумя печатями на углах, на обложке красовался большой портрет фюрера немецкой нации.

— Глянь-ка, — позвал жандарм кого-то из своих.

Бочкарев скосил взгляд на Ванника, но тот беспечно и совершенно спокойно разминал после долгого сидения ноги, ни на что не обращая внимание.

Подошел фельдфебель, с такой же бляхой, что и у гаупт-вахмистра, сунулся носом в книжку Кёллера.

— Первый раз такое вижу.

— Ну и как теперь различать, кто перед тобой? — негромко спросил вахмистр у фельдфебеля. — Ну не дураки ли?

Кажется, фельдфебель ответил, что когда своей головы нет, берут чужую. Сказал он это совсем тихо, косясь на плотную фигуру оберштурмбаннфюрера по другую сторону машины.