Дин Кунц - При свете луны

Док вытащил иглу.

На коже следом за ней выступила единственная капелька крови.

– Один из двоих должен заплатить долг, – пробормотал Док, скорее себе, чем Дилану. Для последнего фраза эта не имела ровно никакого смысла. А Док вновь исчез из виду, отступив за спину Дилана.

Алая жемчужина дрожала на сгибе левой руки Дилана, пульсируя в такт с быстро бьющимся сердцем, через которое совсем недавно проскочила в последний раз. Дилану хотелось засосать ее обратно сквозь ранку от иглы, поскольку он не сомневался, что в грядущей борьбе за выживание каждая капелька здоровой крови может оказаться полезной для противостояния введенной в него субстанции, какой бы она ни была.

– Но оплата долгов – это не духи. – Док вновь появился в поле зрения с полоской бактерицидного пластыря. Продолжая говорить, снял с нее обертку. – Она не замаскирует вонь предательства, не так ли? А что замаскирует?

Вроде бы он обращался к Дилану, но определенно говорил загадками. Его серьезные слова требовали и серьезного голоса, но тон оставался легким, а на лице по-прежнему блуждала улыбка лунатика, становилась шире, практически сходила на нет, снова расширялась, прямо-таки как пламя свечи, изменяющееся от дуновений ветерка.

– Совесть так долго грызла меня, что ей удалось пожрать мое сердце. На его месте – пустота.

Оставшись без сердца, организм Дока, однако, продолжал функционировать в обычном режиме. Удалив обе защитные накладки, Док накрыл полоской пластыря ранку с капелькой крови.

– Я хочу, чтобы меня простили за содеянное. Без прощения нельзя жить в мире с самим собой. Вы понимаете?

И хотя Дилан ничего не понимал в том, что говорит этот маньяк, он кивнул, из опасения, что малейший признак несогласия вызовет психопатический взрыв и место шприца займет топор.

Голос мужчины оставался мягким, но душевная боль лишила его всех эмоций, хотя улыбка, что странно, продолжала блуждать по лицу.

– Я хочу, чтобы меня простили, хочу отринуть то ужасное, что сделал, мне хотелось бы честно сказать, что никогда больше я такого не сделаю, если представится возможность заново прожить свою жизнь. Но угрызения совести – это все, на что я способен. Получив второй шанс, я бы сделал это снова, сделал снова и провел бы еще пятнадцать лет, мучаясь чувством вины.

Капелька крови пропитала полоску пластыря, образовав на наружной поверхности темно-красное пятно. Этот пластырь предназначался для детей, а потому на наружной поверхности улыбалась мультяшная собака, то ли для того, чтобы поднять настроение Дилана, то ли чтобы отвлечь от свалившейся на него беды.

– Я слишком горд, чтобы хитрить. Это проблема. Да, мне известны мои недостатки, я их очень хорошо знаю, но это не значит, что я могу их исправить. Для этого уже слишком поздно. Слишком поздно, слишком поздно.

Бросив обертку полоски пластыря в маленькую мусорную корзинку, стоявшую у стола, Док сунул руку в карман брюк и достал нож.

И хотя в обычной ситуации Дилан никогда не назвал бы этот обычный перочинный ножик оружием, в тот момент ему на ум пришло это угрожающее существительное. Доку не требовался кинжал или мачете, чтобы перерезать ему сонную артерию. Вполне хватило бы и перочинного ножика.

Док сменил тему, переключившись с неопределенных грехов прошлого на более животрепещущие проблемы.

– Они хотят убить меня и уничтожить мою работу.

Ногтем большого пальца он раскрыл лезвие.

Улыбка наконец-то сползла с его круглого лица, Док нахмурился.

– В эту самую минуту ловушка может захлопнуться.

Дилан предположил, что под ловушкой может подразумеваться большая доза аминазина, смирительная рубашка и люди в белых халатах.

Свет лампы отражался от полированного стального лезвия перочинного ножа.

– Выбраться из нее мне не под силу, но будь я проклят, если позволю им уничтожить работу всей моей жизни. Украсть – это одно. С этим я бы смирился. В конце концов, мне и самому приходилось красть. Но они хотят вычеркнуть из памяти, из архивов, отовсюду, все, чего я добился. Словно меня не существовало.

Хмурясь, Док сжал в кулаке рукоятку перочинного ножика и вогнал лезвие в подлокотник кресла, в долях дюйма от левой кисти пленника.

Дилана это нисколько не успокоило. От страха он так дернулся, что оторвал от пола как минимум три ножки стула, возможно, на мгновение и все четыре.

– Они будут здесь через полчаса, может, и раньше, – предупредил Док. – Я, конечно, попытаюсь убежать, но нет смысла тешить себя иллюзиями. Эти мерзавцы, скорее всего, доберутся до меня. А если они найдут хотя бы один пустой шприц, то отрежут весь город от остального мира и проверят всех, одного за другим, пока не выяснят, кому введена эта субстанция. А введена она тебе. Ты – носитель.

Он наклонился, лицо его застыло в нескольких дюймах от лица Дилана. Пахло от Дока пивом и арахисом.

– Тебе бы лучше хорошенько запомнить то, что я сейчас скажу, сынок. Если ты окажешься в карантинной зоне, они тебя обязательно найдут, будь уверен, а когда найдут – убьют. Такой умный парень, как ты, должен сообразить, как воспользоваться этим ножом и освободиться за десять минут, что даст тебе шанс спастись самому, а мне – шанс убраться отсюда, прежде чем ты сможешь дотянуться до меня.

В зазорах между зубами Дока застряли кусочки красной шелухи и белой сердцевины орешков, но признаки безумия в его речи не удавалось найти так же легко, как свидетельства недавней трапезы. В выцветших синих глазах стояла лишь печаль.

Док выпрямился, вновь посмотрел на перочинный ножик, вздохнул.

– В действительности люди они неплохие. На их месте я бы тоже тебя убил. В этой истории есть только один плохой человек – я. Насчет этого сомнений у меня нет.

Он отступил за стул, из поля зрения. Судя по раздававшимся звукам, Док собирал свои вещички, надевал пиджак, готовился к уходу.

Едешь вот на фестиваль искусств в Санта-Фе, где годом раньше продал достаточно картин, чтобы оплатить текущие расходы и прибыль положить в банк, останавливаешься на ночь в чистеньком, респектабельном мотеле, покупаешь в известном ресторане быстрого обслуживания обед с безумным избытком калорий, способный вогнать тебя в сон, как лошадиная доза нембутала, потому что хочешь провести тихий вечер за просмотром идиотских телевизионных программ в компании брата, складывающего паззл, а потом хорошо выспаться, но современный мир развалился до такой степени, что ты находишь себя привязанным к креслу, с кляпом во рту, тебя заразили бог знает какой болезнью, да еще ты стал мишенью неизвестных убийц…