Роман Волков - Большая книга ужасов – 60 (сборник)

Приняв такое решение, Личун грузно выполз из-за стола, оделся и пошел в пасмурный мартовский день, все еще периодически поеживаясь от пережитого страха. Привидится же такое! И вообще скорее бы уже настоящая весна, нет никаких сил ждать, пока кончится слякоть и постоянный туман.

К прогулкам погода не особенно располагала, потому учитель биологии зашел в небольшую забегаловку неподалеку от школы и заказал себе четыре порции хинкали. Сколько раз собирался сесть на диету, но благие намерения так намерениями и оставались. А сейчас ему нужно было подумать, поймать эту неуловимую мысль, которая занозой застряла в голове. На витринах кафе оседала влага, стекая по не очень чистым стеклам тонкими струйками. Личун медленно насаживал хинкали на вилку и отправлял их в рот, думая над историей с пропавшими детьми. До разговора с Волкогоновым и Масляевым ему даже в голову не приходило, что она может затронуть его собственный мирок – школу, детей, которых он учит. По сути, кроме работы, в его жизни мало что было, а тут такое…

Уже под вечер Личуну позвонила директриса и поставила перед неприятным фактом: завтра ему назначили открытый урок, на который придет инспекция из гороно. Значило это одно: надо было возвращаться в школу и срочно проверять тетради с самостоятельной работой. Гороно – это гороно, а на прошлом открытом уроке ему уже вставили пистон за неаккуратность и забывчивость.

К зданию школы Виталий Алексеевич подходил, когда уже совсем стемнело. Часы показывали половину десятого, и это было не очень хорошо, теперь точно придется сидеть полночи, разгребая дневные завалы. Черт!

К центральным дверям школы Личун даже не стал подходить – их всегда запирали после того, как уходили дети и учителя продленных групп. Зато у учителя биологии был ключ от черного хода – двери в торце здания, где располагались кабинет ОБЖ, медицинский кабинет, разные подсобки, столовая и хозяйственные помещения. Поежившись от пронизывающего, еще по-зимнему холодного ветра, Виталий Алексеевич направился к задней стене школьного здания.

Сначала он даже не обратил внимания, что через одно из окошек, выходивших в школьный двор, пробивается свет. Стекло было чем-то занавешено (и это вызывало еще больше подозрений), но тем не менее, стоя перед дверью черного хода, не заметить желтые полосы на стене было невозможно.

– Что за?… – тихо пошептал себе под нос Личун. Внутри как-то все напряглось, хотя вроде бы явных поводов для беспокойства не было. Ну, мало ли, кто-то тоже задержался после рабочего дня. Только зачем окно занавешивать?

Пытаясь себя успокоить какими-то логическими объяснениями, Виталий Алексеевич тихо вставил ключ в замочную скважину и аккуратно его повернул, стараясь, чтобы замок не щелкнул. Получилось. Петли на двери были хорошо смазаны, так что учитель биологии проник в темный коридор почти как привидение – без звука. Аккуратно прикрыв входную дверь, он медленно и осторожно сделал несколько шагов, выглянул за угол. Здесь горела только одна пыльная лампочка («Прямо как застенки гестапо», – некстати пронеслась мысль в голове у учителя), зато из-под одной двери явственно пробивался свет. Подойдя к этой двери, Личун замер и прислушался. Было тихо, но Виталию Алексеевичу показалось, что он уловил какое-то слабое шуршание. Тихонько приоткрыв дверь, он заглянул внутрь. Перед ним предстала подсобка, где преподаватель ОБЖ хранил ученическое обмундирование, макеты автоматов, пневматические винтовки, противогазы, рентгенметры, плакаты по гражданской обороне и другую ерунду.

Осмелев, Личун вошел внутрь, осмотрелся. Да нет, вроде все выглядело совершенно тривиально. Видимо, Горбунов просто забыл выключить свет перед уходом. Облегченно вздохнув, биолог уже собрался уходить, когда откуда-то из угла донесся странный звук. Конечно, стонать в маленькой подсобке было некому, но звук сильно напоминал сдавленный стон. Виталий Алексеевич моментально вспотел, ноги сделались ватными. Сделав еще несколько шагов, он снова замер, напряженно прислушиваясь.

– Что вы здесь делаете? – внезапно раздалось из-за спины, и Личун буквально подскочил на месте. Быстро развернувшись, насколько позволяла его тучная комплекция, он оказался лицом к лицу со школьным военруком.

– Я спрашиваю: что вы здесь делаете? – делая шаг вперед и практически вплотную подходя к биологу, повторил Горбунов. И хотя он был с Виталием Алексеевичем примерно одного роста, учителю биологии показалось, что этот солдафон навис над ним, как занесенный для удара топор. В голове моментально пронеслись все мысли по поводу пропавших детей, которые Личун передумал за сегодняшний день. И внезапно озарило – мысль, которая никак не хотела оформляться, наконец-то вышла на первый план. Он вспомнил, что видел, как в подсобку рядом с кабинетом ОБЖ заходили, по крайней мере, двое детей, которых Волкогонов и Масляев назвали пропавшими. И это можно было бы назвать обычным совпадением: многие дети посещали патриотический кружок «Витязь», который вел военрук. Но и Зоя Родионова, и Толик Шалимов пришли к Горбунову вечером, а продленку они не посещали… Сжавшись в комок, Виталий Алексеевич собрал все душевные силы и выпалил в лицо военруку:

– А вы сами что здесь делаете? – его голос сорвался почти на визг. – Где дети, товарищ Горбунов?!

В лице бывшего военного что-то дернулось, но тут же снова отвердело, еще больше заострив черты.

– Дети? – тихо повторил он, будто эхо. – Сейчас покажу.

Вцепившись в предплечье биолога железными пальцами, военрук потащил его в коридор. Виталий Алексеевич даже не подумал сопротивляться. Как только Горбунов его коснулся, все силы покинули биолога, а в голове воцарилось что-то странное – думать Личун мог, а вот реагировать на мысли – нет. Они просто текли в голове ленивым потоком, и в этом потоке то и дело проскакивало недоуменное: «Наверное, Контуженый вколол мне что-то». Другого логического объяснения рационалист, преподаватель химии и биологии, да и просто вполне здравомыслящий человек Виталий Алексеевич Личун придумать не мог даже в своем текущем, далеком от нормального состоянии.

Но на этом его злоключения не окончились. Военрук тащил Личуна по коридору, пока не остановился перед обшарпанной дверью с блеснувшим в свете неяркой лампочки замком. «Новый замок. Новый!» – взорвалось что-то в мозгу Виталия Алексеевича. Он уже знал, что ожидает его за этой дверью, он уже видел… Всю рациональность и здравомыслие человека, живущего в двадцать первом веке, как рукой сняло. Колени биолога подогнулись, и он бы, несомненно, грохнулся на пол, если бы не железная хватка Горбунова. («Наверное, потом на руке будет гигантский синяк от клешней Контуженого, – вяло подумал Личун, поморщившись от боли. – А впрочем, какая разница, все равно всему конец».) Но до конца было еще далеко.