Елена Климова - Реминискорум. Пиковая дама

Отчего же сердцу по-прежнему бывает так тревожно? Отчего оно порой так и замирает от страха? Конечно, это всего лишь привычная паранойя. Ей нет места в нашем новом счастливом мире. Пора отвыкать. Пора. Пора?..

Сегодня, несмотря на отпуск, выспаться была не судьба, потому что Вера ждала гостей. Точнее, гостью. Накануне позвонила Ленка Глазырина, вся в расстроенных чувствах:

– Привет, у меня ЧП! Наташка сошла с ума: хочет стать хирургом. Ни меня, ни мать не слушает, говорит: что вы в этом понимаете… Вот я и подумала – пусть с реальным врачом поговорит, узнает, почем фунт лиха. А у меня из врачей знакомых, кроме тебя, ну совсем никого. Выручай, подруга! Вер, я очень прошу, отговори ты ее, дуреху!

– Лен, а это не может подождать? Ей же не завтра поступать. Ты пойми, у меня отпуск. Единственный шанс на нормальный сон и отдых с законным, между прочим, супругом. А ты предлагаешь мне вместо этого промывать мозги твоей младшей сестренке?

– Вер, прости, не знаю, что делать. Она как будто помешалась, только об этом и твердит. Мы ей: куда тебе? Мужицкая профессия, как ни крути. Кровь, пот, тяжелый труд… Пошла бы в медсестры, раз охота лечить. Ходила бы чистенькая, аккуратненькая. А она уперлась рогом – только хирург, и точка. Мать переживает. Сама понимаешь, какая нормальная мать своей дочери такого пожелает… то есть… кхм… – Трубка смущенно крякнула и замолкла. У Глазыриной всегда так: вначале слова – потом мысли. – Не хотела тебя обидеть, – проворчала трубка.

– Знаю.

– Ну так что? Поможешь?

Вера вздохнула:

– Ладно уж, но только потому, что у Лешки завтра экзамен и я тут полдня буду одна обретаться. Дай ей адрес, пусть приходит завтра к двенадцати. О работе расскажу, но отговаривать не стану. Сама пусть решает, не маленькая уже. Зря вы с матерью ее так уж опекаете.

– Легко тебе рассуждать, вот будут свои дети – ты нас, матерей, поймешь. – Сама Глазырина родила первенца полтора года назад, после чего осела дома с целью воспитания драгоценного чада и на работу, судя по всему, возвращаться не собиралась. Зато теперь при любом случае она не забывала с гордостью упомянуть о своем материнстве. Оттого, видимо, и приняла так близко к сердцу разногласия между матерью и сестрой. И встала, разумеется, на сторону матери.

– Лен, мать – это, конечно, святое. Но если хочешь знать, есть у нас в клинике одна тетка, врач от бога, золотые руки, кандидат наук, и при этом у нее пятеро детей. Прикинь, Лен, пятеро! Вот бы с кем твоей Наташке поговорить… Короче, если не хочешь, чтобы я передумала, лучше просто скажи спасибо и отправляй ко мне свою заблудшую овцу… или блудную сестру? В общем, отправляй…

Блудная сестра явилась, на удивление, без опоздания и оказалась девочкой-подростком на вид лет шестнадцати, в узких джинсах с аккуратно прорезанными на коленях дырками, черной майке с черепом и зеленых кедах. Кеды встали на полку для обуви, сероглазое создание с голыми коленями уместилось за кухонным столом, глядя на свою визави поверх чашки чая:

– Ленка хочет, чтобы вы промыли мне мозги?

– Верно. Но я не стану.

– Что, реально?..

– Да, – кивнула Вера. – Не вижу смысла: жизнь твоя, тебе решать.

– Я в шоке! – Наташка всплеснула руками и потянулась за печеньем. – Неужели хоть кто-то говорит со мной как со взрослой? А то: «Ничего не понимаешь, слушай маму, вырастешь – передумаешь и пожалеешь, иди лучше приберись, какой свинарник развела, куда тебе во врачи, там все стерильно, в одной комнате порядок не можешь навести, а туда же – в медвуз собралась», бу-бу-бу, бу-бу-бу. Мозги кипят.

– А ты всерьез решила идти в медицину? – задумчиво спросила Вера. – Почему?

– Хочу помогать людям, – тут же откликнулась Наташка. – Я знаю: работа тяжелая, платят мало… Пусть. Я все хорошо обдумала, это для меня.

– Но ты же не просто так сюда пришла, – напомнила Вера. – Значит, хотела о чем-то поговорить?

Наташка замешкалась. Потом крепко сплела пальцы и кивнула:

– Ага. Есть одна проблема. Одна-единственная. Только из-за нее я иногда сомневаюсь.

– Что это?

Помолчала, разглядывая скатерть. Подняла глаза:

– Ошибки. Я боюсь ошибиться. В других профессиях проще, ошибку можно исправить. Но не здесь. Второго шанса не будет. А если… – она запнулась. – А если ценой моей ошибки станет жизнь человека? Как вообще с этим жить? – Понизила голос: – Только Ленке не говорите, я ее знаю: сразу станет на больное давить. А пока не прочухала…

– Сложно давать совет… – медленно проговорила Вера.

– Я понимаю, но… Вы каждый день принимаете решения, от которых зависит чужая жизнь. – Наташка подалась вперед, сжимая в ладонях кружку с чаем. – Вы должны знать ответ.

Вера поморщилась:

– На эту тему тебе бы лучше с нашими ведущими хирургами поговорить – вот у кого реально жизнь человеческая в руках. Ну и у меня, конечно, бывают моменты… Думаю, они бы тебе сказали, что решения все равно кому-то всегда приходится принимать, потому что кто-то ведь должен лечить людей. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Ошибки в нашей работе неизбежны. Если падаешь – нужно подниматься и идти дальше. Как-то так. Никакой великой врачебной мудрости, просто терпение.

– Это из какого-то сериала про врачей, да? Звучит как набор готовых фраз, – усмехнулась Наташка, – готовых и неубедительных. И мне по-прежнему страшно.

– Из сериала? – улыбнулась Вера. – Пожалуй. Я этот сериал все свое детство смотрела. У меня ведь особого-то выбора не было – я потомственная. У меня и мама, и папа врачами на скорой работали. Сутки дежурят, потом двое дома. И знаешь что? На следующий день после смены я всегда могла сразу определить, как у них смена прошла, особенно по маме. Бывает, просто летает по квартире, все у нее в руках горит, спорится. А бывает, с утра и с постели не встает, лежит лицом к стенке, и так до полудня. Я тогда сама завтрак готовила, и себе, и ей, только она все равно не ела. Это в те дни, когда у нее кто-то умирал на смене. А это ведь скорая, там часто умирают…

Наташка слушала сосредоточенно – все-таки Вере удалось завладеть ее вниманием.

– И тебе… то есть вам… разве не было страшно после этого в медицинский идти? Вон ваша мама как страдала…

– Зато в тот день, когда ей надо было идти на смену, она всегда просыпалась счастливой. Она мне часто говорила, что жизнь сложна и в ней бывает всякое, бывают горе, отчаяние, тоска, но зато врач – единственный, кто всегда точно знает, зачем он встает с постели: чтобы помогать людям. Поэтому я про другие профессии даже и не думала – только в мед! Чтобы точно знать, зачем я утром просыпаюсь, зачем живу… А как побороть страх ошибки?.. Тут у каждого, наверное, свой ответ. Вот тебе мой: я просто делаю все, что в моих силах, и после этого надеюсь, что тех, кому я смогу помочь, будет больше, чем тех, кому помочь не удастся. Из-за ошибки или просто потому, что слишком поздно. Часто, когда ты все сделал верно, а помочь не смог, – это еще больнее и обиднее. И знаешь, я сама только недавно поняла, что это неважно, что мы никогда не сможем выиграть у смерти или болезни вчистую. Ну и пусть, пусть по очкам. Главное, чтобы счет был в нашу пользу, и как можно больше.