Алана Инош - Слепые души

 – Не успела вернуться домой – опять за эти глупости! Ты о маме не думаешь? О её нервах, о её сердце? Она у тебя... святая! А ты так себя ведёшь!

 Ника слушает ещё минут пять, потом слезает с подоконника, обнимает меня и виновато упирается своим лбом в мой.

 – Насть... Ну, всё, хватит. Не забывай, что мне сегодня ещё предстоит получить втык от мамки. Сжалься, а?.. Мне и так хреново после вчерашнего.

 Но я ещё минуты три обрушиваю на её стриженую голову всё, что я считаю нужным сказать, и только потом отпускаю её на балкон курить. На работу идти ещё только через два часа, и я забираюсь на диван, чтобы ещё немного поклевать носом; через десять минут приходит пахнущая табаком Ника, ложится и укладывает голову мне на колени. Гладя и приминая её жёсткий тёмный ёжик, я не замечаю, как она засыпает – и это после кофе, пива, воспитательной беседы и сигареты. Я боюсь пошевелиться, чтобы не разбудить её: так сладко она спит. Время ползёт в полузабытье, но вот пищит будильник: полседьмого. Я тормошу Нику:

 – Вставай. Мне пора собираться на работу.

 Она неохотно разлепляет веки и стонет.

 – Мм... Настёнок... Такой кайф – спать у тебя на коленках, и ты ломаешь его!

 – Мне надо идти на работу, а тебе – домой, – говорю я. – Тебе ещё предстоит получить выговор от мамы – забыла?

 – Ой, ё-моё! – стонет она, садясь. – Она же меня спросит, куда я девала пятьсот рублей, которые она мне дала, а я что скажу?

 Я достаю кошелёк, вынимаю оттуда пятьсот рублей и протягиваю ей. Она хмурится.

 – Настенька, что ты! Я не могу взять.

 – Бери, бери, – настаиваю я. – В следующий раз будешь знать, как пропивать деньги, не тобой заработанные.

 Она с тяжким вздохом принимает деньги и прячет в карман, а уже через секунду прижимается к моим коленям.

 – Настёночек, любимая, ты меня уничтожила... Я не достойна тебя, даже... – она выпрямляется и отодвигается от меня, – даже прикасаться к тебе не достойна! Только вот... – Она берёт мои тапочки и целует их обе в подошву. – Только подмётки твоих тапочек и могу целовать.

 – Ладно, – говорю я. – Будем считать, что урок усвоен.

 В семь часов мы выходим из дома и идём пешком по уже проснувшимся улицам. Я тихонько беру Нику под руку, и наши ноги шагают рядом: мои – в белых балетках и колготках, и её – в «пацанских» мешковатых штанах с карманами и чёрных с белыми вставками полукроссовках. Наши тени проплывают по асфальту и стенам домов, ломаясь под углом, переходят улицу по «зебре» и бодают свежевыбеленный бордюр головами: с «конским хвостом» на затылке – моя голова, круглая – Никина.

 – Настя! – вдруг окликают меня.

 У автобусной остановки притормаживает Костина машина, и он выходит.

 – Насть, ты что, забыла, что я за тобой заеду? Я приехал, звоню в домофон, а тебя нет.

 В самом деле, с этой катавасией вокруг Ники я и забыла, что он обещал заехать и подбросить меня до работы. Он частенько так делает, хотя я его и не прошу об этом. После того, что я ему сказала в больничной палате, другой парень на его месте уж давно махнул бы рукой и завёл знакомство с другой девушкой, а он – нет. Он заезжает за мной утром и подбрасывает до дома вечером, но не лезет с поцелуями и ни на что не намекает, а недавно он поздравил меня с днём рождения и вручил подарочный сертификат на сумму в пять тысяч, чтобы я сама выбрала себе подходящую вещь в магазине. Я не знаю, что это – дружба или ухаживание, но ничего большего между нами пока нет.

 – Костя, извини, так получилось, – только и могу я сказать, не зная, как толком объяснить причину моей забывчивости.

 А Ника, прищурившись, тихо цедит сквозь зубы:

 – Так... Всё поняла.

 Костя, подойдя к нам, говорит:

 – Ну, ты могла бы хоть позвонить и сказать, что заезжать не надо.

 Ника, глядя на него с холодным прищуром, спрашивает грубовато и враждебно:

 – Ты кто такой будешь?

 Её «наезд» не имеет на Костю воздействия – он лишь недружелюбно переспрашивает, двинув бровью:

 – Кто я такой? С какой стати я должен отвечать на вопрос, заданный таким тоном? Сначала вы потрудитесь представиться.

 Ника, усмехнувшись, сплёвывает на асфальт:

 – Надо же... Джентльмен из высшего общества! Куда уж нам, обыкновенному быдлу, до вас! – И, переведя взгляд на меня, говорит мне всё с тем же прищуром, глухо и хрипло: – Настя, я пойду. Ещё раз спасибо за всё.

 С отчаянием чувствуя, что разрулить эту дурацкую ситуацию у меня не получается, я цепляюсь за её руку:

 – Ника, да подожди...

 Её взгляд обдаёт меня холодом:

 – Иди. На работу опоздаешь.

 Она уходит скорым шагом, сунув руки в карманы и низко пригнув голову, а я беспомощно смотрю ей вслед, и на душе как-то гадко оттого, что так всё получилось.

 – Это что был за тип? – спрашивает Костя.

 – Это не тип, – отвечаю я. – Это Ника.

 – Ника? – переспрашивает он, непонимающе морща лоб. – Это от «Николай»? Странно...

 – Нет, Ника – это Ника. Она моя подруга.

 – Она? – фыркает Костя. – А я её за парня принял! Слушай, но она так одета и подстрижена, что можно и перепутать!

 Мне теперь уже ничего не остаётся, как только сесть в машину к Косте и позволить ему подвезти меня. Сначала мы молчим, а потом Костя, чтобы что-нибудь сказать, говорит:

 – Ну и подруги у тебя... Брутальная девушка. Чего она на меня так наехала?

 Я чувствую себя слишком усталой, чтобы объяснять, кто такая Ника, и поэтому просто молчу. Костя, не получив ответа, озадаченно мычит:

 – М-да...

 Проходит минута, две, и он вдруг вспоминает:

 – Слушай, я же вот что хотел сказать! Мне тут сон странный приснился. Может, и чушь, но... В общем, девчушка маленькая, бегает по травке, рвёт цветочки. Я смотрю на неё и откуда-то знаю, что она моя дочка – просто знаю и всё, а откуда – непонятно. К чему бы это?

 Вот мы и познакомились, папа.

Глава 29

 Я иду домой, но мои ноги сами сворачивают во двор с серебристыми ивами и качелями, с песочницей и расплавленным золотом солнца в окнах. В песочнице играют дети, девочка с хвостиками прыгает через скакалку, а на скамейке сидит стриженая девушка в широких чёрных штанах с карманами и блестящими молниями, в джинсовой голубой жилетке и белой водолазке. На земле между её широко расставленными ногами в чёрно-белых полукроссовках стоит недопитая бутылка пива из коричневого стекла, в лениво повисших пальцах дымится сигарета. Девочка с хвостиками, запутавшись в скакалке, падает и плачет, и девушка говорит – довольно громко, так что мне слышны её слова:

 – Настенька! Ты же большая девочка, а плачешь. Ну, иди сюда.