Сергей Алексеев - Мутанты

Вовченко зашуршал по лестнице, правда, было не понять — вверх или вниз. Но эти звуки вдохновили Тамару.

— Я тебе завтрак принесла, борща горяченького, со свиной грудинкой, — принялась она соблазнять приятным, обволакивающим голосом. — И четвертинку… Ты ведь оголодал за эти дни без меня. Ну, отпирай скорее, милый! Не бойся, на службе приставать не буду. Мужней жене несолидно.

Она приникла ухом к двери и прислушалась, но Шурка затаился. И тогда Тамара постучала окованным, как копыто у лошади, каблуком.

— Считаю до трех! — громыхнуло под сводом башни. — Не откроешь — разнесу тут все! Всю вашу таможню с землей сровняю! Ты меня знаешь, Мыкола!

— Я не Мыкола! — в отчаянии крикнул Вовченко. — Ну что вы, Тамара Шалвовна? Во второй раз путаете меня. Я Шурка, Александр Вовченко!

— Ну, все, Волков! — Тамара поставила сумку. — Я тебя предупреждала!

И ухватившись за стальную ручку, стала рвать с такой силой, что дрожь, а потом и сотрясение побежали по всему таможенному храму. Мирно спавший доселе Семен Волков проснулся от заметного колебания, выглянул в часовой проем и метнулся к лестнице.

— Что, началось? — с любопытством спросил он. — А я вам говорил — рухнет!

Но и на сей раз башня устояла, ибо строили турки, а они умели возводить подобные сооружения и цемент не воровали. Однако вмурованная, закрепленная штырями дверь расшаталась и вылетела из проема. Привыкшая всюду вламываться, судебный пристав оттащила ее в сторону, подхватила сумку и преспокойно пошла по лестнице. Вовченко отступал, пока не оказался на смотровой площадке, откуда путь был единственным — по воздуху. И это обстоятельство несколько привело его в чувство. Тамару он встретил уже без прежнего страха, как начинающий фаталист, догадавшийся, что от судьбы не уйдешь.

А она поднялась в святилище и вдруг устало повалилась на диван:

— Измучил ты меня, Волков…

— Тамара Шалвовна, — уважительно сказал Шурка, — я Вовченко, вот мой паспорт…

Полез в карман рубашки, где обычно летом носил документы, и с удивлением вынул корочки свидетельства о браке. И так переполненный впечатлениями от прошедшей ночи, разум в этот миг не выдержал и отказал. В голове что-то обрушилось и посыпалось, словно стекляшки из разбитого калейдоскопа. А еще через мгновение он испытал некое покойное умиротворение. Тамара же взяла у него свидетельство, удостоверилась, что все выписано правильно, и убрала к себе в сумочку.

— Ну, теперь-то ты не станешь отказываться? — миролюбиво спросила она.

Шурка взглянул на нее незамутненным детским взором:

— От чего?

— Что ты мой законный муж, Волков Николай Семенович.

— Нет, — сказал он. — А вы кто?

— Мыкола! — одернула было Тамара, но, вглядевшись пристально, что-то заподозрила. — Ты пил ночью? Физиономия у тебя припухшая. И фингал под глазом… Пил или нет, говори?

— Не помню, — искренне признался Шурка.

Она достала из сумки четвертинку и судок с салатом, плеснула в стакан:

— Ладно, похмелись… Считай, мальчишник справлял… Ну, пей, чего?

Вовченко боязливо взял стакан, понюхал и отпрянул:

— Это что?

— Водка, не отрава! Поправь головку.

— Не буду. — Он брезгливо отодвинул стакан. — Какой ужасный запах…

— Гляди-ка, с чего это тебя отвратило? Перебрал, что ли?

— Не знаю

— Какой-то ты квелый стал… Уж не влюбился ли? В Ок-санку Дременко? Слухи тут доходили…

— Не знаю…

Тамара опять что-то заподозрила, но теперь уже не всматривалась, а стала ощупывать его, теребить за волосы и мять уши. Он безропотно повиновался и лишь увиливал, когда было щекотно.

— Не пойму, — сказала наконец. — На вид Волков, а на ощупь — так вроде и другой мужик… Ты кто в самом деле?

— Не знаю…

Тамара как-то слегка съежилась и осмотрелась:

— Погоди… А что ты тут делаешь? Это же не твоя таможня! Я на нашей шторки повесила, и диван был другой. Почти новый, реквизированный… И это что?

Указала на рукомойник, привешенный в углу. Потом выглянула в проем, отшатнулась и уставилась на Вовченко. А тот сидел и блаженно улыбался, накручивая на палец волосы.

— Ага! Кажется, догадалась! — Она убрала судок с салатом и, слив водку в четвертинку, завернула пробку. — Вы с Волковым таможнями махнулись? Это он так вздумал провести меня? Спрятаться? Думал в заблуждение меня ввести? Свидетельство тебе всучил, а сам за границу?

Снарядила сумку, потом схватила мужика за грудки и приперла к стене:

— Признавайся! Ты Вовченко?

— Не знаю, — растерянно проговорил тот.

— Тебе что, память отшибло?! Где Волков?!

— Я ничего не помню! Отпустите!

Тамара отпустила, схватила сумку и побежала вниз. В зоне контроля осмотрелась, пересекла границу, рванула на себя дверь на вторую лестницу. И чуть не упала, поскольку та оказалась незапертой. Одним духом преодолев шесть крутых пролетов, влетела на смотровую площадку. И тут ноги подкосились…

В святилище уже никого не было, только в часовом проеме сидела пара голубей.

— Волков?! — грозно позвала Тамара — Не уйдешь, Волков!

Ее голос громыхнул над Братково громовым раскатом, голуби взметнулись, словно от выстрела, и ветер промчался над крышами.

— Да я тебя… по следу! — Она потянула носом. — Как волчица, по следу пойду!

Тем временем жрец Вовченко выскользнул из своего храма и, озираясь, побежал куда глаза глядят…

Глава 13

Американец и с ним Дременко с переводчиком находились еще под глубоким наркозом, и если перебинтованного и рыжего от йода Джона уложили на раскладушку лицом вниз, то сопровождающие его лица спали там, где настиг сон, — перетаскивать их на кровати уже не было сил. Оксана сидела возле раненого, Сова все еще делала приборку, что-то отмывала и отскребала, а дед метался от окна к окну или часто выскакивал на улицу.

А там уже встало солнце, и озаренная со стороны России хата была вся в длинных косых лучах и пятнах от зайчиков.

— Шел бы и ты спать! — прикрикнула бабка. — И не вертелся бы под ногами…

— Да я жду, когда начнется. — Он все-таки присел рядом с Оксаной. — Чего он там?

— Температура нормальная, пульс тоже, — сонно отозвалась та. — Ничего ему не сделается…

— Что у вас с Юрком-то не склеилось? Почему не поладили-то? Беспокоюсь я за него, нет и нет…

— Поладили бы, да… убежал он. Через подпол…

— Ты его… не обидела ли? Может, слово худое сказала? Оксана в тот час стряхнула с себя осоловелое состояние и

расправила плечики:

— Не могу же я вот так, сразу… на шею броситься. Столько лет ждала! Хотела немного поломаться, я же девуш