Андрей Имранов - Дыхание бездны

  С утра отец и виду не подал, будто что-то обещал ночью. Тыгрынкээв терпел-терпел, помогая отцу в привычных сборах, но, в конце концов, не выдержал.

  - Ночью ты сказал, что расскажешь сегодня... - начал он.

  - Сегодня еще не кончилось, - перебил отец и сел на нарты, - поехали.

  Тыгрынкээв, потоптался возле нарт, но так и не нашёл, что возразить. Недовольный, сел на нарты и молчал всю дорогу. Долгий весенний день уже подходил к концу, красный круг солнца наполовину скрылся за горизонтом, когда они достигли цели своего путешествия. Густо поросшие лесом сопки разошлись, открыв взору заснеженную поверхность почти идеально круглой формы - озеро.

  - Эльгыгытгын, - сказал отец первое слово за весь день пути.

  - Нетающее озеро? - удивился Тыгрынкээв, - мы сюда ехали?

  - Да, - коротко сказал отец и остановил оленей, хотя до берега еще было шагов двести. Вынул из-под сиденья нарт два топора с длинными рукоятками, не глядя, кинул один Тыгрынкээву. Достал сверток из шкуры, перевязанный оленьими жилами, сунул его за пояс и начал спускаться к берегу, бросив через плечо:

  - Идём.

  Тыгрынкээв перехватил топор поудобнее и пошел следом. Вышли на лёд, отошли от берега еще шагов на сто, потом отец остановился, расчистил несколькими движениями узкий участок льда. Взял топор обоими руками, и, от души размахнувшись, ударил по сковывающему озеро ледовому панцирю. И ещё раз. И ещё. Ледяные осколки брызгами летели во все стороны, красиво сверкая в лучах заходящего солнца. Тыгрынкээв не стал дожидаться отцовских указаний, встал с другой стороны расчищенного участка и принялся махать топором.

   Лёд оказался толстым. От огненного солнечного круга над горизонтом оставалось не больше трети, когда очередной удар топора не отдался звоном в ладонях, а словно оказался нанесённым в пустоту. Рукоять топора выскользнула из рук Тыгрынкээва и он едва успел поймать её и не дать уйти под лед. Вытащил топор, и принялся аккуратными ударами расширять пролом.

  - Хватит, - сказал отец, когда прорубь стала шириной в две ладони.

  Тыгрынкээв вылез из вырубленной им ямы, поднял кухлянку и надел её прямо на разгоряченное тело. Отец посмотрел неодобрительно, но ничего не сказал - молча развернул сверток и вынул из него длинный тонкий нож. Таким ножом забивают оленей - одним ударом в сердце. Тыгрынкээв насторожился, перехватил топор и на всякий случай сделал шаг назад от проруби. Но отец даже не посмотрел на него. С левой руки сдернул рукавицу, полоснул ножом по ладони и сжал руку в кулак. Большая вишневая капля упала на снег. Отец поморщился и вытянул руку так, что срывающиеся с кулака капли крови падали прямо в прорубь. Постоял так немного, потом буркнул, - 'Хватит', - быстро перевязал ладонь тряпицей, подложив под нее клочок сфагнума и спокойным шагом пошел к берегу.

   Тыгрынкээв молча пошел следом.

  - Всегда все путают гычурмыкин с анкалгакку, - негромко сказал отец, не оборачиваясь, - всех кереками называют. Хотя гычурмыкин - это те же чоучи, а анкалгакку - народ, который когда-то с чоучами воевал.

  - Вот как? - удивился Тыгрынкээв. В его памяти еще жили дразнилки, которыми, как инородца, его награждали чукотские школьники, - так мы - чоучи?

  - Не просто чоучи. И не просто береговые люди, как ты можешь подумать из названия. Мы - береговые люди, но не потому, что живем возле воды, а потому что знаем, кто живёт в воде.

   Оглушительный треск, раздавшийся из-за спины Тыгрынкээва, заставил его буквально подпрыгнуть и развернуться на месте. От увиденного зрелища он чуть топор не выронил. Кроша лёд и расплескивая по поверхности потоки черной воды, из озера выбиралось чудовище. В свете заходящего солнца, бросающего длинные злые тени на уже по-вечернему синий снег, Калилгу выглядел особенно нереально. Длинное округлое тело, круглые глаза навыкате, большой рот с мясистыми усиками по бокам. Калилгу выбрался на лёд и, извиваясь, как огромная толстая змея, пополз к берегу. Тыгрынкээв поднял топор и подался вперед.

  - Нет, - отец схватил его за плечо, - у него очень толстая кость на лбу - топором не проломишь. Стой здесь.

  Отец сделал пару шагов навстречу ползущему к нему чудищу, опустился на колени и прокричал плачущим голосом:

  - О, Калилгу! Двух жирных оленей привел я сюда, ты съешь их, станешь сыт и силен!

  Чудище издало шипящий прерывистый звук и заскользило быстрее.

  - О, Калилгу! - завопил отец во всё горло, - Блестит чешуя твоя и велик твой рот. Смотри, жирен я сам и сын мой! Съешь нас и станешь сыт и силен!

  Тыгрынкээв, услышав такое, вытаращил глаза так, что посмотри на них кто сбоку, не отличил бы - где Калилгу, где Тыгрынкээв. Может, отец головой заболел - не вел же он сына через всю Чукотку, чтобы скормить его этому чудищу? Но увиденное им после заставило Тыгрынкээва на мгновение поверить в то, что умом повредился он сам. Чудище открыло рот так, что в него мог бы телёнок зайти, не пригибаясь, и принялось издавать прерывистые захлебывающиеся звуки. Тыгрынкээв смотрел на это, и чувствовал, как стекают по спине струйки пота и шевелятся волосы под вэчковыном.

   Калилгу смеялся.

   Хоть Тыгрынкээв и не любил ходить в нижний мир, но необходимость ходить туда возникала у него не раз и не два. И всяких чудищ, чертей и прочих кэле он насмотрелся предостаточно. Видел и невыносимо уродливых и необозримо огромных. Видел существ, почти прекрасных в своем смертоносном совершенстве и существ, не менее опасных, но тошнотворно омерзительных. Но ни одно из этих порождений чуждого мира не вызывало в нём такого нерассуждающего, почти животного ужаса, как хохочущий на снегу Калилгу. Топор выпал из его руки, но он этого даже не заметил.

   Из ступора Тыгрынкээва вывел вид отца. Отец, держа в руке нож, спокойным шагом подошел к хохочущему чудовищу, нагнулся и сунул руку с ножом прямо ему в пасть. Тыгрынкээв встрепенулся, подхватил с земли топор и бросился к отцу. Но никакой необходимости в этом уже не было - Калилгу дернулся, изогнулся дугой и упал набок, подняв клубы снежной пыли.

  - Отец! - вскрикнул Тыгрынкээв, бросаясь к нему. Добежал до головы Калилгу, держа перед собой топор, обошёл её кругом и наткнулся на отца. Тот спокойно стоял возле белого брюха чудовища и задумчиво его осматривал.

  - Чего кричишь? - недовольно сказал он подбежавшему сыну.

  Тыгрынкээв посмотрел на невозмутимого отца, на неподвижно лежащего Калилгу и опустил топор.

  - Зачем так опасно убивал? Ты знал, что он смеяться будет?

  - По-другому не убили бы. Сердце у него маленькое и глубоко внутри - даже китобойным копьем не достать. Мозг от глаз далеко и лоб очень твердый. Через рот его легче всего убить.